что можно хоть кому-то высказать все, что копилось в нем долгими зимними вечерами.
– Что радуешься, морда ты звериная?! Ты, блин! Где-то гуляешь, а я тут как пень сижу и ни с места! Иди, гуляй дальше… – от какого-то детского чувства обиды ему не хватало слов и он, не зная, что еще сказать от избытка чувств ухватил в охапку снега, сколько смог загрести, и швырнул ее в росомаху. Та одним слитным движением отскочила в сторону и недоуменно и с интересом уставилась на этого странного мелкого двуногого. А странный двуногий разбушевался. В досаде, что не смог в нее попасть, он хватал новые и новые порции пушистого невесомого снега и швырял в нее с невнятными криками. Вреда он причинить никак не мог и ей было непонятны все эти телодвижения, но потом до нее дошло: с ней играют! Она игриво закрутилась вокруг мальчишки, поднимая широкими лапами снежную взвесь, пару раз кувыркнулась, а затем припала к земле, как бы приглашая его нападать. Мальчишка не заставил себя ждать и с воплями бросился на нее. Росомаха не казалась такой уж большой, хотя была крупнее своих земных собратьев, и с первого взгляда показалось, что он быстро с ней справится. Во всяком случае, даже несмотря на свой детский возраст, он был килограмм на пять тяжелее зверя и прошлое дзюдоиста давало ему хоть какое-то преимущество. Это он так думал. Но первое же соприкосновение доказало всю глубину его заблуждений. Из-за некоторой косолапости и пушистого меха она производила впечатление плюшевой игрушки, мягкой и податливой, но под шикарной шубой оказались стальные мускулы и гибкое жилистое тело. Она легко увернулась из его рук и легонько куснула его за плечо. Он бросил ей в морду снега и пока она смешно отфыркивалась все-таки умудрился обхватить ее руками. С таким же успехом он мог обхватить кусок бревна, такое же твердое и неподатливое. Вместе они катались в глубоком снегу, поднимая своей возней облака снежной пыли. Накатила вдруг безудержная веселая храбрость и мальчишка, позабыв, что имеет дело с опасным лесным хищником, чья свирепость у северных народов Земли вызывала мистическое чувство, без всякого страха хватал зверюгу за морду, хвост, за все, что попадало под руку, стараясь оказаться сверху. Потом он и сам не помнил, что орал высоким мальчишеским голосом, но в голосе его был восторг и радость, что наконец он не один в этом сказочном лесу. В какой-то момент его рука оказалась в пасти росомахи, она сжала свои страшные клыки и тут до него вдруг дошло, с кем он затеял эти дурацкие игры. Стоило ей посильнее сжать свои челюсти и от его такой тонкой и хрупкой кисти останется только одно воспоминание. О силе укуса росомахи он и раньше читал, и видел воочию в ее схватке с волками. Страх запоздало коснулся разума, но мальчишка тут же отбросил его прочь.
– Эй! Чего шалишь? А ну отпусти. – он старался говорить спокойно, не показывая страха и у него получалось. Он не стал ворочать кистью руки, попавшей в пасть росомахи, чтобы не провоцировать ее рефлексы, а деловито подсунул в пасть вторую руку и стал раздвигать мощные челюсти. – Ну, ну, не балуй, и