у обочины.
– Давай дождемся здесь восхода солнца, – сказала она и чуть позже добавила: – Смотри, Люк, какая красота!
Но Люк решил использовать предоставившуюся возможность, чтобы хоть немного покемарить, и неловко склонился над баранкой.
– Красота? – он потянулся и зевнул.
– Да, я знаю, красоту трудно измерить. Когда мы ехали среди холмов, тоже было очень красиво, но этот вид прекрасен по-своему.
– Он так же красив, как вид безобразной бабы, – высказал свое мнение Люк.
Его точка зрения настолько озадачила Люси, что она даже не пыталась понять, что бы это могло значить.
– Нет, Люк, вид отсюда просто потрясающий.
– Ты имеешь в виду эти дома, закрывающие горизонт?
– Да, и восход солнца, и океан вдали, и городские огни, которые гаснут и снова загораются, и машины, мчащиеся по мостам. Ну посмотри же, Люк, внимательнее!
– Просто огромное количество домов, и все, – пробурчал он. – А я-то думал, что вы, индейцы, больше любите природу.
– Хочешь сказать, ты нас вычислил, так?
– А ты не возбухай. Я сказал, что думал.
Девушка бросила взгляд на водителя. Он видел все не так, как она, хотя с чего бы это им смотреть на мир одними глазами? Он был тяжело болен, и жить ему, скорее всего, осталось недолго. Может быть, уходящие ввысь коробки зданий вызывали у него ассоциации с тюремными стенами, а не с новым миром, который им лишь предстояло узнать. Она еще такая молоденькая, а он – мужчина средних лет, у которого очень мало шансов стать стариком. Она приехала спасать людей от смерти, а Люк понятия не имел, зачем он ее сюда привез. Естественно, что они все видели в разном свете.
– Прости меня, Люк, я не хотела тебя расстроить.
– Со мной все путем.
Она снова сосредоточилась на раскрывавшейся перед ними панораме. Ей захотелось рассказать Люку, почему она так ее привлекала.
– Этот город построил мой народ, – негромко сказала она.
– Нью-Йорк? – недоверчиво спросил Люк. – Индейцы?
Девушка улыбнулась.
– Люди всегда улыбаются при мысли о том, что Манхэттен был продан за бисер. Но эта сделка оказалась не такой уж плохой. Кто, по-твоему, построил все мосты и небоскребы? Могавки. Люди из моей резервации. Одним из них был мой отец. Теперь на этих работах занято еще больше людей, но раньше именно индейцы так ходили по балкам на головокружительной высоте, будто вышли прогуляться по парку. А жить нам в самом Манхэттене было совсем ни к чему.
Люси заметила, что ее слова произвели на Люка впечатление. Теперь он тоже всматривался в контуры города, мысленно следуя ее рассказу.
– Первыми монтажниками-высотниками стали здесь воины могавки. Вот там, на самой верхотуре, над Пятой авеню, глядя вниз на Центральный парк и Бродвей, мужчины из моей резервации говорили о судьбах мира и жизни индейского народа. Эти мужчины решили изменить порядок вещей. Я ничего против воинов не имею. Господь знает, что и в моей груди бьется сердце воина. Они обсуждали вопросы о том, что могло бы случиться