обветренное небо, а адреналин покалывает в пальцах. Было приятно снова заняться делом. Снова преодолевать испытания.
Мия метнулась по проулку между «Империалом» и соседней пекарней, ее ботинки не издавали ни шороха на дороге. Не-кот брел впереди, осматриваясь вокруг своими не-глазами.
Как когда-то за окном палача, Мия потянулась и схватила тени вокруг себя. Словно искусная рукодельница, она ловкими пальчиками сплетала нити тьмы в плащ. Плащ, который незаметен для несведущих глаз.
Плащ из теней.
Называйте это как хотите, дорогие друзья. Чудотворство. Аркимия. Механика. Магия. Подобно любой силе, она требует жертв. Когда Мия оплела себя тенями, свет померк перед ее взором. Как обычно, ей стало трудно видеть сквозь вуаль тьмы, но и ее было трудно увидеть за ней. Мир размылся, помутнел, завесился чернотой – ей пришлось идти медленно, чтобы не споткнуться и не упасть. Но, обернутая в свои тени, она незаметно продвигалась дальше под сердитым взглядом неночи – просто акварельное пятно на холсте мира.
Мия дошла до боковой стены конюшни и начала наощупь карабкаться по водосточной трубе. Забравшись на крышу, она прищурилась в своем мраке и заметила в тени дымохода двеймерца, наблюдающего за окном ее спальни. Девушка осторожно двинулась вперед, ступая по черепице и мысленно возвращаясь в сарай старика Меркурио – по полу разбросаны засохшие листья, горло горит от жажды после трех перемен без питья, вокруг графина с кристально чистой водой спят четыре бешеных пса.
Мотивация была жизненным кредо старика, неоспоримым и истинным.
Уже близко. Мия не знала, говорить или действовать, начинать или кончать. Где-то в двадцати шагах от него увидела, как юноша напрягся и повернул голову. А затем перекатилась по крыше под залпом из трех ножей, пущенных с молниеносной скоростью и сверкнувших в свете треклятого солнца. Будь сейчас истинотьма, он уже был бы у нее в кулаке. Будь сейчас истинотьма…
Не смотри.
Она вскочила на ноги и достала стилет, ее тени извивались по черепице и тянулись к юноше. Двеймерец выхватил ятаган, в другой его руке были зажаты еще два кинжала. Темные дреды качались у него перед глазами. Таких отвратительных татуировок Мия еще не видела – словно их нарисовал незрячий во время приступа эпилепсии. А вот само лицо…
Парочка, разглядывая друг друга, застыла, они были бездвижны словно статуи; казалось, что прошли не секунды, а часы, пока над ними завывал шторм.
– У вас очень хороший слух, сэр, – наконец произнесла она.
– Но ваша поступь лучше, Бледная Дочь. Я ничего не слышал.
– Тогда как?
Юноша улыбнулся, и на его щеке появилась ямочка.
– От вас воняет сигарилловым дымом. Гвоздика, кажется?
– Это невозможно. Я стою против ветра.
Двеймерец взглянул на тени, извивающиеся, как клубок змей, у его ног.
– Похоже, в этих краях невозможное в порядке вещей.
Мия уставилась на него. Крепкий, резкий, гибкий и быстрый. Рапира в мире палашей. Меркурио читал людей лучше, чем кто-либо другой, и научил ее делать выводы