атаман, он что, руководство по зодчеству пишет?
Никита осмотрелся, почесал вздёрнутый нос и решил вмешаться в спор:
– Не прав ты, дядя Егор.
Мужики замолчали, повернув к нему закопчённые рожи.
– Не лез бы ты, щенок, в разговор знающих людей! – предупредил Егора тот, что за дёготь выступал.
– Обожди-ка, – деловито остановил его второй, выставив вперёд пухлую ладонь. – Пускай щенок выскажется. Ну-ка, Никита, молви.
С видом знатока Никита оглядел брёвна.
– Здесь лучше не «стулья» под основу класть, а камни.
– Чего так? – с сомнением хмыкнул Егор.
– Камни ближе этой почве. Вон она вся ими напичкана. Лучше естества держаться, земля знает как лучше.
Оба мужика, как по команде, махнули руками.
– Земля знает, – гнусаво передразнил Егор. – Мелешь что попало. Советчик! От грыжи в боку и то больше прока… С дёгтем на век дольше простоит!
– Если бы дубовые «стулья» были, тогда – дёгтем, – не унимался первый, – а тут лиственницу в основу кладём – её прокалить лучшее.
– Если бы да кабы́ – во рту росли бы грибы!
– Взрослые люди, а совета не слушаете, – обиженно сказал Никита.
Дядя Егор, распалённый спором, приблизился.
– А ты, сучёнок, часом не борзой породы будешь? Гавкаешь больно уверенно!
На всякий случай Никита отступил на пару шагов.
– Оставь пацана, – сказал первый. – А ты, Никита, чего без работы шастаешь? Балахрыстишь пошто, а?
– Отец Зосима явиться велел, его ищу.
Мужик кивнул патлатой головой в сторону церквушки.
– Там он – на берегу сидит, русалкам проповедует. Давай уж, иди куда шёл.
По шаткому мостку Никита перешёл на другой берег и спустился к воде. Отец Зосима сидел на камне, подстелив под зад суконную тряпку, сложенную в несколько раз. Его сивая бородка трепыхалась на ветру, как стяг. Заметив Никиту, он скривился: где тебя носило? Потом указал на соседний валун. Никита примостился, поджав одну ногу. Некоторое время они молчали, наблюдая неистовую борьбу воды и камня.
– Как мать твоя? – наконец спросил Зосима.
– Кириллиха? Не мать она мне.
– Как не мать? Растит, кормит, воспитывает – значит, мать.
– Из воспитания одни тумаки.
– Чего ж ты хотел? Лобызания нужно делами справными заслужить, а ты никудышен, как блин горелый. Потому – только тумаки.
Никита с обидой вскочил. Кровь бросилась ему в лицо.
– Так чего звали, отец Зосима? Посудить меня за версту от дома?
– Сядь, не пыли, – священник вновь указал на камень. – Экий ты брыкастый! Батя-то не таким был.
Минуту-другую они таращились на реку, будто черпали в ней успокоение.
– Слыхал, что с Алёшкой стало? – спросил отец Зосима.
– С Люблиным? Так помер вроде.
– Помер, – согласился священник и опять замолчал.
Внутри у Никиты слабо зазвучала