ка, сбежавшего от царя – супостата, поджавшего, под себя, каноны истинной православной веры и возомнившего себя наместником Бога на земле, когда «кончили на лобном месте предводителя вольности», аж за две реки….
Обосновалась, тогда, небольшая «ватага» атамана на левом берегу Камы, у маленькой речушки, на границе с башкирской степью. Устроили землянки за холмом, прикрывающим от большой реки. Выставили смотровые дозоры, на двух холмах, при её впадении в Каму. Один, на крутом берегу, который через два с половиной столетия назовут «Копея», второй – на холме, там, где, сейчас, расположен больничный комплекс. На бывшем холме. Срытым, в будущем, до основания, при строительстве железной дороги на Екатеринбург. Устроили казачий острог, в откосе местной речки, за холмом, прикрывающим поселение от любопытных глаз с большой реки и её противоположного берега. Назвали стан «Подгорный». Воткнули в землю стяг пятидесятника конных стрелков Ивашки Балаки— вышитый шелком, с изображением рыси, ставшей «тотемом» на многие поколения балакинской вольницы. Еще выше, ближе к истоку, домовитые, семейные, казаки, построили мельницу с плотиной да стан из рубленных изб с кузницей. Выжгли леса, распахали пахотные земли и стали поживать, и добра наживать. С востока, починок, прикрывал Хмелёвский стан, в основном укомплектованный татарами, булгарами и, частично, мордвой, приверженками Мухаммеда и его последавателями под руководством Хмеля, из рода Хмельницких, перекрывающий дорогу с Урала и берущих «мостовые» с обозов везущих руду и прочие ископаемые, на Пермские владения «именитых российских людей» Строгановых. Сам «Хмель» более десяти лет был в плену у татар, в Крыму, где и омасульманился. Севернее основной ставки выдвинулся сын «Хмеля», Михайло, человек изобретательный и как сейчас б сказали, талантливый организатор и управленец. Он, при случае, устраивал «засеки» на развилках основного тракта на дороги в сторону Перми, Вятки и Казани. Выше по течение речушки, а эта местность, в настоящее время, называется Михайловский завод, поставил несколько плотин с мельницами, которые обслуживали хлеборобов, вырабатывая муку и «крупку», в том числе крупу для приготовления разнообразных каш и прочих блюд, основного питания населения, боевых коней, тягловой силы и прочей живности. Завод, конечно же, не соответствовал современным понятиям и обозначениям «завода», но организация и управление масштабной заготовкой корабельной и прочей деловой древесины, обжигом угля, заготовкой живицы, изготовлением канатов из пеньки, теса и деловой древесины для рангоута судов, мало чем отличалось от промышленного производства и более века кормило всю округу. Временами ватаги объединялись, брались за оружие и отбивалась от набегов башкир канбарского аймака, а, при случае, ушкуйничали по Каме, на водных путях из Ирана в Пермские и прочие края. С юга, торговый люд, тогда, вёз серебро и злато, а, с севера, меха, корабельную древесину и смоленую пеньку из конопли. Этих ресурсов и своих, хватало. А, серебро? Это, сейчас, «Пермское серебро» является гордостью любого музея. А, в те времена, народ, его и за товар не считал, несмотря на то, что атаманская казна пополнялась и этим. Помнится, и я, бывал очень недоволен был, если бабуля подавала мне, на стол, тяжеленную позолоченную, серебряную, расшеперенную, вилку для кускового мяса, вместо нашей, привычной, советской, штампованной из жести, для круто приготовленной гречки, с конопляным маслом. А, казна? Бабушка говаривала, что полковая казна атамана, разинского пятидесятника Балаки, сохраняется, до сих пор, где – то в откосах «Золотого ключа», на то он и «Золотой» ….
Прошли десятилетия.
Купец Демидов, с позволения российской Берг-коллегии выкупил, за пять рублей, все земли, примыкающие к Канбарке, именно так называлась, во времена Екатерины Великой, речка протекающая по землям башкир, того самого, канбарского аймяка и затеял строительство чугунолитейного завода с молотовыми фабриками и пильную мельницу для распиловки леса. На Канбарском заводе, из материала с Ижевских и Воткинских листопрокатных фабрик, планировалось клепались громадные баржи, типа река – река и река – море. Бригадам профессионалов, переселяемых государевых крепостных из рабочих поселков Пермских заводов, организованных Демидовыми и уже освоенных мест, как никогда, требовались подсобники. Молодых крестьянских парней, привлекали, различными методами, из прилегающих к канбарскому заводу сёл и по требованиям технологии тех лет, загоняли в трюмы, где обязывали расклёпывать накалённые до красна заклёпки, скрепляющие листы обшивки судов. Через несколько лет, в почти закрытых емкостях они теряли остроту слуха и их прозвали «глухарями». Это прозвище, за жителями села Балак, закрепилось на столетия. Прозвище, не имеющее с тетеревами, тоже прозываемых «глухарями». ничего общего. Хотя этой дикой курицы, на границе с башкирской лесо – степью, было предостаточно. Балакинская молодёжь, здоровые, крепкие мужики и девицы, которые потянулись следом за своими суженными, была востребована, как никогда, и расселялась в Заплотинной части завода. Основные переселенцы селились поближе к заводу и назвали своё поселение, по привычному, в честь своей малой родины, Усолье. Весь пришлый люд, а это были те, за кого Демидов не хотел платить: беглых солдат, каторжан и крестьян, раскольников, потомков пленных шведов,