добавления воды и тщательной порубкой мяса в корыте. Вперемешку с луком. Что было достаточно нетрадиционно для сибирских краёв. Я, думаю, что тетя Ира и о «глюконате натрия», может быть, называлось тогда, это зелье иначе, думаю, знала. Знала, думаю, не «понаслышке». Но, сочные, насыщенные специями, из соседнего Казахстана, «иркины пельмени», которые готовил и стряпал, вручную, дядя Антон, за занавеской, разделяющей кухню и «зало», ихней «чайнОй», всегда перевлекало окружающию «шоферню», золотоискателей, «добытчиков» пушнины. лесозаготовителей, «вертухаев» из местных лагерей и поселений. Которые, по любому поводу и без повода, спешили, к их пятистенному «шалашу», на перекрестке сибирских дорог.
После освобождения, опасаясь развития у дяди Антона туберкулёза, семья, по предписанию врачей, уехала, через Балаки и Шолью, в Алма-Ату, к одному из лагерных «корешей» Харитоныча.
Дядя Антон официально стал работать смотрителем двух садовых хозяйств, научно—исследовательского хозяйства академии Казахстана и государственного заповедника.
На одной стороне ущелья росли знаменитые алма-атинские яблоки «Раппорт», вкусные и пахучие неимоверно, на другой – сплошь устилались заросли урюка. Он в это время, уже, поспел и горы были оранжевые, от плодов.
В свободное время, дядя Антон реставрировал храм, храм служения Русской Православной Старообрядческой Церкви Белокриницкого толка. Служил молитвы, читал проповеди, чем, в итоге, немало содействовал восстановлению истинной веры.
Меня, вместе со своим сыном, Геннадием, определил, чтобы не бездельничали «попусту», колотить ящики для будущего урожая, чем мы и занимались, работая по шесть часов молотками, а потом, с чувством собственного достоинства, набивали карманы и запазухи яблоками, шли угощать местных мальчишек и играть, с ними, в футбол.
Через полтора месяца, каникулы кончались. Пора было готовиться, «хочешь – не хочешь», в школу и меня, груженого фруктами, отправили домой….
Окончательно проснувшись, я огляделся. Солнце уже взошло. Оказалось, я спокойно проспал всю ночь на могильной плите старого кладбища. Кругом стояли надгробные стелы, лежали плиты, с изречениями, как я понимал, на арабском языке. Город еще спал, и, я, поспешил к автовокзалу. Где, и умылся, в холодной воде речки, протекающей прямо под зданием, а потом, на такси, добрался до ресторана «Ореанда», где работала, как писала мне Людка, то ли официанткой, то ли в подсобке. Поскольку, ещё было рано, то, я, решил подождать, открытия заведения, на ближайшем пляже.
Тем более, я впервые увидел море.
Море, о котором столько мечтал….
В десять открылся бар при ресторане, затем в два – сам ресторан. Юлька появилась часов в пять.
Удивлению и радости, её, не было предела. Отпросившись «в отгулы», она отвела меня к своей тетке и они, уже вместе, определили меня к своим соседям, где жила одна из Людкиных подружек, Женя Першина.
Вечером собрались у меня, на квартире. Юлька, Женя Першина («Жека»), Игорь Бык, Борис Ветка,