излагать мои аргументы в отношении данной точки зрения[40].
Теперь я перейду к сущностной рациональности желаний, куда более запутанному понятию.
Я буду называть ее автономией, являющейся для желания тем, чем суждение является для убеждения. Сложность в описании автономии носит двоякий характер. Во-первых, крайне трудно сказать, что означает в случае желания быть сформированным «должным образом», то есть без искажения не имеющими отношения к делу каузальными процессами. Во-вторых, может оказаться бесполезно отличать автономию желаний от их добродетельности; во всяком случае, вопреки влиятельнейшей кантианской традиции. Я полагаю, что второе возражение отводится с помощью примеров, в рассмотрении которых у нас возникает желание четко различать гетерономные и неэтичные желания. Однако без хорошего ответа на первое возражение мы остаемся с точностью до второй десятой, при этом не зная, какова первая, ибо как мы можем различать автономное и этическое, если не знаем, что означает автономия?
Я не способен предложить хоть сколько-нибудь удовлетворительное определение автономии. Помимо смутной аналогии с суждением можно себе представить остенсивное определение. Точно так же, как существуют люди, хорошо известные своей способностью суждения, есть люди, которые, по всей видимости, контролируют процессы, при помощи которых формируются их желания, или, по крайней мере, они оказываются неподвластны процессам, с которыми себя не идентифицируют. Однако идентичность и даже само существование этих людей гораздо более спорно, чем в случае способности суждения, что позволяет сделать некоторые оперативные оценки с точки зрения дифференцированного выживания. С одной стороны, может показаться, будто наш способ выявления подобных индивидов столь тесно связан с нашими этическими воззрениями, что оказывается невозможным провести различие между автономией и добродетелью. С другой стороны, есть опасность, что, когда список неавтономных процессов формирования желания будет расширен, как это уже происходило в прошлом и, несомненно, еще произойдет в будущем, он поглотит все наши желания, не оставив на долю автономии ничего.
Поскольку ранее я метафорически описал иррациональность в категориях «слепой» каузальности, возникает искушение предоставить следующее определение: автономные желания – это желания, которые осознанно выбираются, приобретаются или изменяются либо с помощью акта воли, либо в процессе планирования характера. Таков, например, идеал самоопределения, который лежит в основании философии стоиков, буддистской и спинозистской философии. Далее в главах II и III я более подробно обсуждаю природу и пределы подобного рода управления собой. Здесь я лишь хочу заметить, что в качестве определения автономии эта идея дает нам одновременно слишком много и слишком мало. Определение слишком слабое, ведь желание, вырастающее из намеренного планирования характера, может быть менее автономным, чем намерение, из которого оно