сигарет, я нашла его спокойным и затуманенным воспоминаниями. И его утомил сегодняшний день.
– Есть такой случай, – ответил он на мой вопрошающий взгляд, – ничего выдающегося, но, безусловно, подсудный. Убийство, Татьяна, не больше, не меньше.
В нашем доме два года назад зарезали мальчишку семнадцатилетнего. Держал себя приблатненным, местная шпана его уважала за лихость и показуху. И вот случилась такая история. Приглянулась ему девчонка из соседнего дома. С матерью жила, имела двоюродного брата – студента музучилища. И стал он за ней ухлестывать по-своему, проходу ей не давал. Где ни встретит, что-нибудь да этакое дикое сотворит, замучил совсем.
Она уж и из дома выходить без крайней нужды перестала. Матушка ее, женщина вполне порядочная, видя перемену в поведении дочери, вызнала у нее причину и поговорила с этим шалопаем на повышенных тонах, к родителям его сходила, да ее чуть не вытолкали оттуда. С сынком у них, видно, разговор все же состоялся, потому что затаил он обиду и решил мстить за некачественное к себе отношение.
Заявился к мамаше девчонкиной и предъявил ей ультиматум: плати, мол, деньги, не то сотворят с твоей дочкой нечто совсем уже непотребное, а я, дескать, в стороне останусь, ни при чем окажусь. Той бы сразу в милицию обратиться, да побоялась за дочь – отомстят ведь, не сейчас, так после. И денег не платит. Не было у них лишних денег. Этот супермен стал грубость проявлять в отношении девчонки, подавая действия свои как предупреждения.
И тут появляется на авансцене ее двоюродный брат, парень горячий, хоть и музыкант. Дожидается супермена вечером у двери его квартиры и бьет длинной и тонкой отверткой в грудь. Оставляет ее там и спокойно уходит.
Горе-рэкетира похоронили, а музыкант, убийца его, в консерваторию поступил, учится.
Вызнать все мне труда не составило, я там многих знаю. Того спросил, этого спросил, картинка и нарисовалась. И ребята из уголовки, что занимались убийством, тоже в курсе были – я по глазам видел, по тому, как прятали они их от меня, но оставили без последствий. С братцем поговорил по душам, он во всем признался, но жизнь я ему ломать не стал, а тоже оставил все как есть. Так что, Танюша, поступил я против своей ментовской совести.
– По совести ты поступил, – возразила я. – Люди сами со своими делами разобрались. А что без милиции обошлись – так это показательно для нашего времени.
– Ну да, самосуд устроили!
Он сморщился, как от кислого.
– Володя, ты же умный, ты все понимаешь, ведь вендетта бы началась, кровная месть. Подонок этот семнадцатилетний пусть не смерть, но хороший срок сразу по нескольким статьям заработал и музыканта твоего на нехорошее дело подвигнул. Этот пошел бы на этап, а дружки погибшего за девчонку бы взялись… Ты представляешь, что бы они с ней сделали? Уже три жертвы вместо одной, а если подумать о ее матери, так вот тебе и четвертая, косвенная, правда, но не менее тяжелая. Или вы защитили бы ее с дочкой, а?
– Нет! – мотает головой Владимир. – Потому я и смолчал.
– Эй, спорщики полуночные!
В холле появилась