деревенский пентюх и должен считать за счастье, что ты снисходишь до разговоров со мной! Тебе, верно, претит жить с нами под одной крышей. Господи всемогущий, мальчик! Да ты оглянись вокруг! Посмотри, как устроен этот мир. Неужели ты и вправду думаешь, что он подчиняется этим идиотским механизмам твоей эволюции? Неужели, по-твоему, мы появились на свет по чистой случайности?
– Пожалуйста, успокойся. – Ральф попытался глубоко вдохнуть, но ощущение было такое, словно этот вдох застрял где-то на полпути вниз по гортани. – Не надо махать на меня руками и твердить, что все вокруг сотворено Богом. Не надо убеждать меня в том, что все чудеса природы и все богатства мироздания – от Всевышнего. Я знаю об этом, пожалуй, побольше твоего. – Да, отец, больше твоего, ибо ты прожил жизнь, почти не отрывая взгляда от своих щедро смазанных ваксой башмаков. – Я верую в Бога, но верую сознательно. Не из-за доказательств, а по зову души. Никто меня верить не заставляет.
– По зову души?! – Мэтью брезгливо скривился. – Веришь по зову души? Где ты набрался таких глупостей?
– Сам придумал.
– То есть ты готов верить всему, что взбредет тебе в голову? Например, что луна состоит из зеленого сыра? Неужто ты не в силах отличить истину от лжи?
– Не знаю, – тихо признался Ральф. – Помню, мы ходили на службы, и нам говорили, что истина – в словах Господа, что ее не найти просто так, сколько бы ни искал. Во всяком случае, так я запомнил. Ну да ладно, папа. Как бы то ни было, я не готов сидеть и ждать до конца жизни. Если природа наделила меня даром мышления, надо им воспользоваться и отыскать ту истину, до которой я смогу докопаться.
– Ты убиваешь меня, Ральф, – сказал отец. – Твои гордыня и самомнение убивают меня.
Ральф опасался, что отец, уподобясь библейскому пророку, может спросить: «Что способна поведать тебе геология о Камне веков»[9]? По счастью, отец не задал этого вопроса, однако Ральф оказался жертвой безумной отцовской ярости, приступ которой его изрядно напугал и заставил сожалеть о том, что он вообще завел этот разговор.
Мать отвела Ральфа в сторонку.
– Ты огорчаешь своего отца, – укорила она. – Я никогда прежде не видела его таким расстроенным. А ведь он делал для тебя все, что мог, и будет делать впредь. Если ты станешь настаивать на своем выборе, мне будет стыдно встречаться с нашими друзьями. Они все скажут, что мы не сумели правильно тебя воспитать.
– Послушай, мама, я лишь хочу поступить в университет. Хочу изучать геологию, только и всего. Я вовсе не собирался никого расстраивать. Что-что, а это последнее, о чем я думал.
– Я знаю, что ты стремишься к высотам. – Доркас сокрушенно вздохнула; такие вздохи удаются лишь матерям. – Но твои способности, Ральф, даны тебе не для твоего тщеславия. Оны даны тебе на благо нашей христианской общины.
– Понятно. Как скажешь. На благо так на благо.
– Ты не слушаешь меня, – упрекнула она.
Он не поверил собственным ушам, и изумление стремительно переросло в гнев. Его еще и обвиняют?!
– Я?