мировоззрения читательской аудитории, о долге и ответственности за происходящее в мире:
Но сердце не может гореть взаперти
И вырвется – против металла.
Противница долгих и тихих услад
Покроется к сроку рубцами.
Не надо стеречься и стариться, брат,
В полет мы рванулися сами.
И листья резные, седые – взгяни —
Каленые, желтые – в круге.
Как нежно на землю ложатся они,
Сливаясь в священном испуге.
Долго размышлял: стоит ли останавливаться на стихотворении «Они живут, не дуя в ус». Какое совпадение и страшное пророчество! Как бы предчувствуя трагическое событие своей жизни и его последствия, Николаевский писал:
Они живут, не дуя в ус,
Те, что однажды похоронят
Меня, и землю заборонят.
Вот их я, как чертей, боюсь.
Мне кажется, они давно
Довольно руки потирают
И день, и место выбирают…
Такое право им дано.
Ведь похоронят же, куда
От них уйдешь? Везде достанут.
Гроб закопают и помянут.
Гроб-то закопали, а что с поминками?
Коллеги по перу помнят, как трагически оборвалась жизнь Николая Николаевского прохладной майской ночью 1998 года после семинара профсоюзного актива. А ведь было столько творческих замыслов! Даже нашли возможность в тяжелейшее для страны время выпустить сборник воспоминаний о нем «Неоконченный диалог» (1999). «У него появилось до сих пор невиданное желание жить», – вспоминает Валентина Началова, редактор шахтерской газеты, где он работал литературным сотрудником.
Коллеги по писательской организации тоже часто добрым словом поминают Николая. Даже одну из ежемесячных «Литературных бесед» я посвятил его творчеству. На неё пришли ценители его таланта и многочисленные друзья. Но, к сожалению, среди присутствующих непонятно почему не было близких родственников. Несколько раз приглашали на мероприятие теперь уже взрослую дочь Ксению, близких поэта. Но бесполезно. Никто на вечер его памяти так и не пришел. Правда, объявился родной брат Николая Михайловича. Он через сотрудницу Новокузнецкого художественного музея передал несколько семейных фотографий – и удалился в свои Топки.
Последние три года часто вижу Валентину Захаровну Началову. И при каждой встрече она беспокоится об обустройстве могилы Николаевского, необходимости установки памятника.
А родные-то где? А дочь? Почему они самоустранились? Помню, как много внимания Николай уделял малолетней дочери Ксении. На каком бы мероприятии ему ни приходилось присутствовать, по возможности старался ей подобрать приятный сюрприз: то конфетку в разноцветном фантике, то красивую праздничную открытку или сувенирчик. Неужели теперь Ксения забыла, как в лихие 90-е годы, месяцами не получая зарплату, выкручивался отец, чтобы прокормить и обуть дочурку, чтобы выглядела не хуже своих