с насупленными губками, построенные ровными рядами друг над другом. Учитель со щеточкой (точно у фюрера) усов, в военных сапогах, с наборным поясом и большевистским орденом на широкой груди смотрел на панцер-майора Дитера сурово. Но в глазах у этого фанатика-большевика горели веселые искорки. На одной фотографии, пожалуй, самой большой, был запечатлен юноша в военной форме. Пилотка со звездой на стриженной светлой голове. Большие, темные глаза. Верно, это ее сын, подумал Дитер. Поймал себя на некотором сожалении. Ему было неприятно, что этот юноша мог погибнуть под гусеницами его панцера. От осколков снаряда его 35-мм пушки. Жаль… Но война есть война. Ее развязали большевики-иудеи, которых на Германию натравили Томми и «ковбои» из США.
– Не печалься, старуха, – успокоил ее Дитер, приближаясь. Он неспешно надевал черную шинель и, с помощью вестового, начал обувать сапоги. – Должен тебе сказать, что на войне случаются удивительные вещи. Мой отец, Густав Дитер, воевал в прошлую войну. В ходе битвы под Верденом мать, Мария Анна Дитер, получила извещение. В нем говорилось, что отец погиб. Оказалось, что не так. Сволочи-санитары, не прощупав его пульс, сорвали с него опознавательный жетон. Отдали половинку в канцелярию полка. Сволочь-писарь оформил его как погибшего. Машина адской бюрократии завертелась, – он обул сапоги, предварительно надев толстые шерстяные носки, что прибыли в интендантское управление в ходе кампании по сбору теплых вещей для героев вермахта. – Моей милой матери это стоило седой пряди, что обезобразила ее прекрасную голову. Но она ходила в наш кафедральный собор. Молилась за моего отца. И Бог услышал ее молитвы… Отец оказался тяжело ранен и выжил.
Вильгельми вновь перевел. Матрена Тимофеевна пожала плечами. Улыбнулась через силу. Посочувствовать этому здоровому фашисту? Который знает, как креститься, хоть и двумя пальцами, как в старину на Руси. Как староверы это делают. Хотела бы, немец, да не в моготу. Враг ты мне, сотням и тысячам таких же матерей, как и я. Как и той, что сейчас стоит перед тобой, немец-германец.
– Молись своему Богу, германец, – внезапно сказала она, осененная светом. – Если то, что делаешь ты на нашей земле верно, значит Он с тобой, Твой Бог. Он не покарает тебя. Я же помолюсь за тебя и сына своего. Что б оба вернулись с этой страшной войны. Живые…
…Потрясенные, офицеры вермахта молчали. К ним подошел Гетц, на плече которого сидел, цепляясь коготками о зеленый погон с желтым кантом, маленький пучеглазый котенок. «Котенка зовут Иван, – сказал Амор. – Герр майор, прошу у вас разрешения обратиться к герр капитану…» Оказалось, что обер-лейтенант барон фон Зибель-Швиринг потревожил их повторным приглашением. Надо было идти, подумал Вильгельми. Тем более, что необходимо было выполнить задание штандартенфюрера SS Макса фон Вильнера. Нужный ему дом был недалеко от деревенской церкви. Барон, судя по тону звонка, весьма преуспел в отношениях с «русской фройлен».