власти, потенциально готовой к злоупотреблениям. Как показывают многочисленные исследования этих новых демократий, массовая и конституционная демократии, похоже, больше не обязательно связаны друг с другом.
Таким образом, концептуальные различия между массовой и конституционной составляющими демократии на практике оказались гораздо более важными. Развитие демократии сопровождается изменением их веса: массовая составляющая становится гораздо менее значимой, чем конституционная. От их взаимного практического отделения конституционная составляющая выиграла, а массовая – проиграла. Закария, наиболее внятный автор в этой области, считает именно конституционную, а не массовую составляющую необходимой для выживания и благополучия демократии, ведь именно в ней кроется причина феноменального успеха демократии в западном полушарии: «На протяжении значительного промежутка времени в новой и новейшей истории отличительным признаком правительств Европы и Северной Америки была не демократия, а конституционный либерализм. Лучшим выражением „западной модели“ служит не массовый плебисцит, а беспристрастный суд» (Zakaria, 1997: 27; Закария, 2004б: 59). С этой точки зрения, самым полезным для демократии институтом являются не выборы – или не выборы как таковые, а суд или, по крайней мере, сочетание судов с другими видами неэлекторального участия. В самом деле, в литературе по качеству государственного управления (good governance) для развивающихся стран представлена ясная формула эффективной демократии: НПО (неправительственные организации) + суды = демократия. Акценты расставляются так, что «развитие гражданского общества» считается допустимым условием, опора на правовые процедуры – необходимым, а выборы – необязательным (см. также: Chua, 2003).
Схожую логику можно наблюдать в различных подходах к конституционной реформе в странах с развитой демократией, в частности, к реформам в контексте ЕС. Здесь демократия также может быть переопределена через снижение важности массовой составляющей. Как, например, заметила Мишель Эверсон в своем обсуждении работы Майоне (Everson, 2000: 106): «Немажоритарная идея… настойчиво утверждает, что изолирование рыночного управления от политических сил служит целям демократии, поскольку защищает демократически установленные обществом цели от хищнического поведения временщиков во власти». В этом мы видим очевидное противопоставление: с одной стороны, объективно установленные обществом цели, с другой – требования временной (вследствие своей избранности) и, следовательно, хищной элиты. Первые поддерживаются сетями качественного государственного управления, вторые – грубой силой и амбициями народных избранников. Исход битвы очевиден. В других областях и в контексте других процессов мы наблюдаем, по-видимому, ту же самую историю. В своем обзоре новых способов представительства Марк Тэтчер и Алек Стоун Суит (Thatcher and Stone Sweet, 2002: 19) подчеркивают возрастающую важность «процедурной легитимности», в соответствии с которой «процесс принятия решений немажоритарными