Лары, правда, был Алексей Иванович, но он – папенька Кона, и Лара сроду не думала о нем, как об отце. Да он бы и не позволил. Алексей Иванович хорошо к ней относился, дарил игрушки, красивые платья и нанимал учителей. А синьору Марроне, бедному художнику из Венеции, невесть как попавшему в их края, даже все лето позволил жить у них без платы, лишь бы он ее, Лару, выучил обращаться с красками. Однако отцом он ей стать не пожелал даже когда женился на маме-Юле.
От мыслей Лару отвлекла вновь отворившаяся дверь – на сей раз без стука. Дверь распахнулась, и, наконец, миру явилась Даночка – единственная дочь Ордынцева и единственная же его наследница.
«Ах, и повезло же родиться такой красавицей!» – вздохнула Лара, едва ее увидела.
Даночка – по рождению Богдана Александровна – барышня несколькими годами старше Лары. Или же так чудилось оттого, что была она выше и имела куда более женственные формы. Наряженная в утреннее шифоновое платье, она казалась настолько модной, что здесь, в их глуши, многие сочли бы ее экстравагантной. Ажурный лиф с розовым атласным пояском плотно охватывали стан; юбка, расшитая бисером, свободно струилась по бедрам, заметно повторяя их очертание, а позади волочился шлейф, украшенный розами из того же атласа, что и поясок. Рукав, такой же свободный, выше локтя оголял алебастровую кожу рук. Для Лары величайшей загадкою было, как сохраняет она эту волшебную белизну – ведь не первый день она в их краях! Должна она была как-то сюда добраться?
Впрочем, Лара не удивилась бы, узнав, что сошла эта красавица не с пыльной почтовой кареты, а прямо с обложки «Paris modes», который выписывала мама-Юля, и который Лара иногда листала.
Войдя же – точнее грациозно вплыв – Даночка усталым, равнодушным взглядом обвела столовую залу и томно, с французским прононсом, пропела:
– Papa, не видали ли вы Жако?
Догадавшись, что Жако это ее домашний питомец, Лара даже обрадовалась, ведь у нее с этой неземной Даночкой есть хоть что-то общее! Лара сама держала собачку – Бэтси.
– Не видал, Даночка, – расстроившись, покачал головой Ордынцев. – Должно быть, гуляет… позавтракай со мною, девочка моя: Лариса, дочь Юлии Николаевны, говорит, что круассаны просто изумительны – с клубникой и сливками, как ты любишь.
– Я не голодна, papa, – равнодушно ответила Даночка и на стол даже не взглянула.
– Как пожелаешь, солнышко, – Ордынцев нежно поцеловал дочку в щеку и, задорно блестя глазами, вынул из-за спины новый дар: бережно завернутый в платок огромный абрикос. – Скушай, доченька, – попросил он. – Только что сорвал в саду – сок аж по рукам течет!.. Вы не против, Лариса, что я тут похозяйничал?
– Что вы, что вы! – горячо поддержала Лара, глядя все с той же умиленной улыбкой. – На здоровье, Богдана Александровна!
– Не хочу! – та брезгливо посмотрела на фрукт. – Papa, уберите, вы мне юбку перепачкаете… у меня совершенно нет аппетита, – призналась она плаксиво. – И спала я дурно… почитай с пяти утра, как рассвело, глаз не могла сомкнуть. Еще и птицы эти кричат.
– Они