испорчу?» – я не успела. Взмыленные, мы были у двери в репетиционный зал.
– Войду первым я, – по-джентльменски заявил Марк, – а ты – через пару минут.
По его тону я поняла, что уже никогда не буду той девушкой, которую он ищет. «Слушаю и повинуюсь» я, естественно, не сказала, так как вовсе не собиралась подчиняться прерогативам американца. Поэтому вошла в зал сразу же вслед за ним, ровно в девять.
Труппа была в полном сборе, но лишь некоторые холодно ответили на мои сердечные пожелания доброго утра. Марк сидел как ни в чём не бывало, рядом с Джонни. Возле них – Татьяна, а на единственном свободном стуле лежала её сумка. Таня сделала мне знак, приглашая сесть рядом. О, идёт потепление… Она заняла мне место.
Репетиция в выгородке началась. Зал был огромным. Актёры и статисты расположились вдоль стен, кто на стульях, а кто и на полу. География сцены была отмечена мелом, а декорации – подручными средствами. У противоположной стены, на дальнем расстоянии, сидели за столами верхи: Нагао-сан, Фуджи-сан, Кунинава, господин Одзима и ещё с десяток VIP-актёров.
Оттуда, издалека, янтарные глаза были направлены не на режиссёрский стол, а в нашу сторону. «Так понятное дело, – промелькнуло у меня в голове, – нас тут, белых ворон, целых четыре особи». И чуть передвинула стул, прячась за бетонную колонну, подпирающую плафон.
Репетировались сцены выборочно, не с самого начала. Сато-сан называл номер картины, и действующие лица, держа тексты в руках, собирались в кучку на очерченной мелом сцене. Пока режиссёр беседовал с ними, мы с Татьяной болтали. А когда начиналось сценическое чтение и актёры произносили реплики, глядя в тексты и почти не двигаясь, мы с Таней всё равно болтали. Хотя все до одного японские коллеги-омеги и альфа-статусы склонялись над «Камелией» и водили пальцами по страницам. Помощник режиссёра сделал нам замечание:
– Госпожа Рохлецова и госпожа Аш, следите за текстом!
Марк и Джонни тоже притихли, делая вид, что как будто бы что-то понимают в ладной дружине иероглифов ремейка. Татьяна сидела, закинув ногу на ногу, и по её расслабленности было понятно, что китайские идеограммы – это её конёк. Я была пристыжена! И вжималась в стул, жалея, что мой конёк – автоматический перевод Гугл, и он у меня в персональном компьютере, а тот спрятан от горничной в чемодан, а тот закрыт на ключ и задвинут за холодильник.
Ассистент режиссёра выкрикнул имена Одзима-сан, Татьяны и Джонни. Комик Одзима лишь встал, ничего не говоря, а все уже смеялись. О, оказывается, Джонни и Рохлецова тоже были супружеской парой на сцене. И это дало полное право Джонни, женатому вне сцены на женщине из Нагойя, прижимать Таню к себе, ласкать её руки и даже обнять ниже пояса.
Персонаж господина Одзима был владельцем сувенирной лавки эпохи Тайсё[22]и очень забавно, с шутками да прибаутками расхваливал чужестранцам японские банные аксессуары для горячих источников «онсен». Публика, в смысле труппа и техперсонал, хохотали до упаду. Татьяна почему-то ходила по лавке на цыпочках с возгласами: «Oh!»,