между нами спят города…»
И когда между нами спят города,
бегут поезда и стынет вода,
сжаты злые клыки часовых поясов
и не спасает дверной засов
от тоски, сочащейся под порог,
от того, что ты меня не сберёг
и отчаянно в этом не виноват:
я иду в свой чертом забытый ад,
чёрным снегом занесены пути.
Просто больше некуда мне идти.
И вопрос: «а были ли мы вообще?» —
Наиважнейшая из вещей,
Это мой спасательный красный круг,
я его упускаю из тонких рук.
«Ты ему не подруга и не жена,
Ты ему нисколечко не нужна,
Ты – всего лишь найденная им вещь!»
говорят голоса, и их тембр зловещ.
В такой темноте, в такой черноте
развесь в каждом городе по звезде,
чтоб я, согретая их теплом,
идя по приборам и напролом,
не верила скрипам и голосам.
Придумай цвет и свеченье сам,
Как будто мне в мире последний свет —
Звезды твои.
И другого – нет.
«По образу и подобию Твоему…»
По образу и подобию Твоему
сделана я, и мне вполне по уму —
новое море на месте седых песков,
книгу-бестселлер из черновых листков.
День как три осени чудился мне порой.
На день седьмой лирический мой герой
вышел из черно-белого сентября,
и я была не вправе его терять.
Но и обратный заложен во мне отсчёт:
слёзы в глаза обратно уходят с щёк,
слово равно становится воробью.
Я породила, значит, я и убью.
Иссиня-черная сила сидит во мне,
неумолимо подталкивая к войне
мир, каждый день открывающий мне весну.
Где бы найти для черного белизну?
Так семь-шесть-пять-четыре-три-два-один
вечностью станут из переломов льдин.
Если я выстрелю в сердце седьмого дня,
то, умоляю, Создатель, разрушь меня.
«Танцуя на стеклах, вальсируя на канате…»
Танцуя на стеклах, вальсируя на канате,
я серебром чернею на пьедесталах.
На золото мне полбалла всегда не хватит —
но у меня нет чувства, что я устала.
Есть чувство открытой внутренней психбольницы,
где каждый шуруп развинчен, а миф развенчан.
К нечестной игре легко присоединиться,
но эта игра не стоит алтарных свечек.
На платье речном даже взглядом не выжечь дыры.
Сентябрьский мороз в мурашки вставляет жальца.
Однажды я встану вместе с фабричным дымом
и выйду к воде, забыв как в ней отражаться.
Я буду упрямо слышать как ты смеешься
на набережной с пустеющими глазами,
когда недостаток веры в твое «Ты сможешь»
сомкнется водой над черными волосами.
Но даже вода серебряная как старец.
Возьму