деревенский староста, в чьем доме она жила, церемонно поклонился какому-то важному старику, по виду чиновнику, который сошел на берег, не дожидаясь швартовки. Чиновник был высоким и худым; проницательные светло-карие глаза смотрели из-под пышных кустистых бровей. Аккуратная бородка была заострена книзу. Кон-станс обратила внимание на его костлявые холеные пальцы и болезненное выражение узкого лица, не сочетавшееся с пышными одеждами. Поморщившись, старик театральным жестом развернул свиток пергамента.
– Леди Констанс Монтгомери?
Хотя он произнес ее имя с сильным акцентом, она поняла, что он имеет в виду именно ее. С упавшим сердцем Констанс неуклюже сделала реверанс. Снова заныла рана на голове – жена старосты лишь сегодня утром сняла с нее повязку.
– Добро пожаловать в Маримон. Вы поедете со мной!
Он не спрашивал, а приказывал. Констанс хватило времени только на то, чтобы быстро и сердечно попрощаться, чиновник же отвел Башира в сторону. Через несколько минут она схватила старосту за руки, постаралась как можно лучше выразить глубокую благодарность – и ей помогли подняться на судно.
Констанс сразу же прошла в каюту. Когда подняли парус, ее охватил беспричинный страх. Она понимала, что ведет себя глупо: море было гладким, как стекло, небо над головой голубое, без единого облачка, дул лишь легкий ветерок. И все же, стоило ей ступить босыми ногами на палубу и ощутить, как корабль слегка накренился, она покрылась липкой испариной. Она снова услышала грохот волн, треск мачт и крики пассажиров «Кента». К счастью, чиновник, который сопровождал ее, не докучал ей своим обществом – то ли из соображений приличия, то ли просто потому, что ее присутствие на борту его оскорбляло.
Когда они вошли в порт, солнце уже садилось. Констанс с трудом спустилась на берег и села в крытый паланкин, радуясь, что наконец очутилась на суше. Носильщики быстро понесли ее вперед. Она закрыла глаза и попыталась взять себя в руки. Наконец, носилки поставили на огромном закрытом дворе, освещенном светом тысячи свечей. Старик, который привез ее сюда, уже манил к себе. У нее не оставалось другого выхода: пришлось следовать за ним.
Она брела следом за чиновником по гладким, полированным мраморным полам по бесконечным коридорам. Констанс понимала, что выглядит не самым лучшим образом: кожа обгорела на солнце, рана на лбу напоминала клеймо, босые ноги и грубая бурая рубаха, такая широкая, что в ней уместились бы две такие девушки, как она.
Когда они подошли к внушительным двойным дверям, охраняемым огромным стражником с длинной саблей, Констанс вдруг осознала всю странность своего положения. Она оказалась в чужой стране, совершенно одна, и всецело должна полагаться на милость того, кто находится по ту сторону двери. Что с капитаном Коббом? Наверное, она – не единственная выжившая после крушения. Слишком ужасно думать о том, что шестьсот душ погибли, а она каким-то чудом спаслась. Интересно, кто ее примет? А вдруг гаремный евнух? Краска отхлынула у нее