это? Где-то я это уже видел… – Золотницкий отчаянно пытался протрезветь и сфокусироваться на увиденном.
– Ну, этого видеть вы нигде не могли: это проект, конечно, частично заимствованный, но в целом абсолютно новый, такого Петербург еще не видел.
– Это что? – пытливо продолжил Золотницкий, искоса взглянув на Ралля.
– Боже, Ванно, перестань уже… Я ни за что не поверю, что твои полгода в институте прошли настолько впустую.
– Это что? Радиобашня?
– В Париже такая… – аккуратно заметил Ралль.
– Ну, такая да не такая. Гениальность Эйфеля вряд ли кто-нибудь превзойдет, сама его идея – это чудо инженерии, но этот проект не копия его башни. Многое здесь решено совсем иначе.
– И что говорят? – с участием поинтересовался Золотницкий. – В смысле ты же показывал это… ну… кому там теории показывают…
– Ничего не говорят… Об этой моей работе знаю только я и еще… Александр Иванович… знал.
Артур с трудом проглотил тяжелый ком в горле, стараясь не подавать виду.
– Фон Гоген? Так он же помер! – бестактно заметил Золотницкий, слегка покачиваясь.
Ралль многозначительно посмотрел на раскрасневшегося друга и помог усадить его на диван.
– Отвечу на твой вопрос, Ванно, – продолжил фон Эссен. – Если даже я потеряю все, играя с Белогорским, хоть это и невозможно представить, этот проект принесет мне в десять раз больше, чем я имею, он принесет мне признание. Но все это пустое, потому что я, милый мой друг, не проиграю, ибо Ее Величество Математика не отвернется от меня никогда.
#3
Грубые мужские руки сжимали миниатюрные пальчики графини Екатерины Андреевны Остен-Сакен. Она стояла у окна, не глядя на своего собеседника. Все мысли ее были не здесь, она уносилась в объятья самого желанного человека, которого она когда-либо встречала. Молодая графиня не хотела думать о порочности своих мечтаний, для нее существовало только удовольствие от его прикосновений. Но теперь ее держали совсем не те руки, и она не могла себе этого простить.
– Душа моя, от чего вы мучитесь, скажите. Быть может, я смогу утешить вас.
Голос Белогорского звучал тихо, на одном дыхании, словно он боялся потревожить слышимое только им течение времени. Он знал причину терзаний своей возлюбленной, он соврал барону фон Эссену, потому что только сейчас пришел просить руки обожаемой графини.
– Я знаю, зачем вы здесь, – отозвалась Екатерина Андреевна.
Ее кошачья манера сильно отличалась от того детского дрожащего голоска, каким она говорила с Артуром в экипаже. Графиня отвлеклась от окна и, высвободив руку из плена, присела на тахту.
– Я знаю, зачем вы здесь, – повторила она, – и я очень надеюсь, что вы не будете подгонять меня с ответом и дадите мне время подумать.
Словно гора обрушилась на душу Белогорского, стерев в порошок все его надежды, для него это был самый страшный ответ, означавший мучительное ожидание. Он это ненавидел и не собирался томиться в неизвестности.
– Полагаю,