но обращаясь к ним "мама" и "папа" мне не раз доводилось ловить себя на мысли что приходится переступать через себя. По крайней мере, я была им благодарна, мне было за кого цепляться, пытаясь адаптироваться к новой для себя жизни. Назвать её "своей" почему-то язык так и не поворачивался.
Судя по одиночной палате с отдельным туалетом и душем, и приветливому отношению персонала, моя семья была вполне себе обеспеченной. Я утром чуть йогуртом не подавилась, узнав о собственной отдельной квартире, подаренной отцом по случаю поступления в универ. Причём обрадовало меня не столько наличие личного жилого угла, сколько возможность избежать ежедневного общения с семьёй. А позже стыдно стало за неблагодарность свою. Они мне тепло и заботу, я же только и думала, как забиться в уголок, чтоб никого не видеть. Оказалось совсем не просто так сразу принять мир, в котором каждый человек заведомо чужак.
– Папа хочет продать твой байк. Ты не против?
– Нет, конечно!
Я потёрла лицо рукою, не понимая мелькнувшего на её напряжённом лице удивления. Неужели ждала возражений, с чего бы? Если бы не эта чёртова железяка, меня бы не пришлось буквально с того света вытаскивать. Это ж надо было умудриться на пустой дороге въехать в дерево! Как следствие – открытый перелом предплечья и острая кровопотеря, приведшая к клинической смерти. Теперь у меня остался шрам на левой руке, пластина в лучевой кости и в мозгах вместо воспоминаний белый шум. Да я, с таким букетом к этой куче метала и близко не подойду!
– Врач говорит, что с понедельника ты можешь вернуться к занятиям. Если хочешь, я могу попросить его о продлении справки на недельку-другую.
– Зачем? Как я потом нагонять буду?
Нахмурившись, я пропустила меж пальцев прядь волос насыщенно-розового цвета. Порой меня так и подмывало спросить, а до аварии с моей башкой всё было в порядке? Особенно разглядывая тату в виде объёмной крадущейся под резинку трусиков пантеры. Фу, пошлость какая… ну, хоть не птеродактиль. Я бы многое отдала, чтоб узнать историю её появления. Наверняка набила на спор, иначе, куда нынче подевался мой восторг?
– А ты будешь нагонять?.. Милена, ты точно хорошо себя чувствуешь?
Я подсела рядом к… матери на уже застеленную койку, изрядно озадаченная её хронической настороженностью. Во мне крепло стойкое и однозначно тревожное ощущение, будто родители постоянно начеку, в ожидании очередного подвоха. Не самое приятное чувство в моём положении.
– Ма, я плохая дочь, да?
Моё предположение вызвало у неё густой румянец и виноватую улыбку. Как же невыносимо неведенье!
– Что ты такое говоришь? – женщина притянула меня к себе и, крепко обняв, захлюпала носом. – Это мы с отцом плохие, разбежались по молодости, а ты как меж двух огней металась. Упустили тебя за собственными проблемами, всё время в работе, оглянуться не успели, а доченька-то совсем большая. Недоглядели тогда, чего теперь жаловаться? Ты главное знай, мы всегда будем любить тебя, что бы ты там ни учудила.
– И часто я чудила? – мой голос