приезжали корреспонденты, брали интервью, делали фото…
– Правда?
Речь Тайры текла, как целительная вода, – заполняла пустоты, смягчала атмосферу, напитывала воздух свежестью. Повезло Доку.
– Да. Наверное, это они сделали мне такую большую рекламу – Стив говорит, пора открывать полноценную школу. Но Школы ведут Мастера, а я… просто люблю цветы.
Еще минут сорок общались о пустом: предстоящих праздниках, «петардах», которые Дэлл с радостью согласился делать (Стив в этот момент крайне выразительно на меня посмотрел), цветочных удобрениях, внезапно успокоившейся преступности, открытии новой галереи живописи, необычно мягкой (что не могло не радовать) погоде… Коньяк так и не открыли.
А на пороге (Дэлла от проводов гостей отвлек телефонный звонок) Стив наклонился ко мне и прошептал:
– Он здоров, Меган. Как бык. Физически точно.
То, чего я больше всего боялась. Лагерфельд оделся сам, взял с плечиков теплую женскую куртку. А Тайра смотрела напряженно.
– Нет, не здоров. Его будто одолел чужой дух…
– Дух?
– О чем ты говоришь, любовь моя?
– Я таких прежде не видела. Он проник Дэллу в разум…
Вот! Она заметила то же, что и я!
– Разум? Ну, вы даете, девчонки. Тогда тебе не ко мне, Мег, а к Халку.
Это все, что Стив успел добавить, прежде чем в коридоре послышались шаги хозяина дома.
– Пожалуйста, Халк, пожалуйста…
Это все, что я запомнила из собственных слов по телефону. Конрад отвечал, как Док, мол, процедура непростая, нужно, чтобы человек согласился на нее добровольно, иначе сознание не увидеть… А я лепетала, что, если он не поможет, я одна не справлюсь, потому уже совсем-совсем не знаю, что делать.
Сенсор действительно был моей последней надеждой. Если он откажет, куда мне – к Дрейку? И тот, как Лагерфельд, упрекнет в том, что мы с Дэллом не способны самостоятельно решить личные проблемы?
И тогда я останусь один на один с собственной бедой.
Как много людей вокруг, как мало тех, кто чувствует чужую боль.
Халк почувствовал. И потому сообщил, что заедет через сорок минут. И да, чтобы не подставлять меня, причину отыщет сам, но ничего не гарантирует.
Я была благодарна и за это.
Я стояла возле шторы в темной комнате и смотрела в окно. Темно-красная машина Конрада блестела под светом фонаря на подъездной дорожке.
Он там уже полчаса… Может, Дэлл ему все расскажет? Или увидит сам?
Я не знала, чего боялась больше: того, что Халк выйдет и скажет, что Дэлл болен, или что он здоров. С болезнью, как с врагом: если знаешь в лицо, можно что-то сделать. А что делать с неизвестностью?
Страшно, когда ты чуешь беду, а все говорят, что все хорошо. Они видят снаружи, они не ощущают внутри того, что медленно и неотвратимо рвутся жизненно-важные ниточки. Тынь-тынь-тынь… И скручиваются в обеззвученные струны. Я хочу любить, как раньше, знаю, что умею и что даже люблю, как раньше. Только в пустоту, почти без отдачи, потому что приемник