ли полную волю русскому народу, особенно крестьянству. Народное хозяйство пошло в гору. Молодая, народная власть народ сподобляла, торговлю поощряла и религию не притесняла.
В мелких бакалейных лавках на селе и и в крупных магазинах в городе стало можно купить всё, что душа пожелает. Да плюс к тому еще процветали базары и уличная торговля «с возу». По улицам села для продажи возили всякой всячины, от дегтя, горшков, вёдер и гребней, до арбузов и патоки.
По зимам на улицах, «с воза», продавали горшки-крынки, гребни, мороженную рыбу, патоку. Навязчивым ребятишкам-шалунам, которые безотвязно следовали за возом и упрашивая донимали:
– Дяденька, влей на руку патки!
– Подставляй варежку! – и шутник-паточник наливал из ковша полную варежку, от чего вся варежка слипалась и становилась непригодной для обогрева руки. Парню, дома от матери попадала взбучка за порчу варежки.
В великом росте на улицах только и было слышно: «Масла! Масла!». Это масленники вызывали людей из домов, чтобы они покупали у них тёплое, еще не остывшее, пахучее, коноплянное или льняное масло. По веснам по улицам ездили дегтярники и зазывно кричали: «Дёгтю! Дёгтю!». В петровский пост на улицах то и дело раздавалось: «Луку! Луку, зеленого луку!», а то: «Воблы! Кому не надо ли воблы!». В июле кричали: «Вишни!». В августе, воз за возом, проезжали с яблоками: «Яблоки! Яблоки! Фунт на фунт на рожь! Три копейки на деньги!», – горласто выкрикивали Салалейские садоводы. А осенью, особенно к престольному празднику Покрову, откуда-то, в село, привозили арбузы и редко кто не купит, красный, зрелый и сахарно-сладкий арбуз, на потеху ребятишкам и для лакомства взрослыми. В сельских же лавках продавалось всячина, что нужное для семьи и необходимое для домашнего хозяйства, от соли, мыла и керосина, до конфет, семечек и орехов – девичьих потех. Покупать же у мотовиловцев было на что: сделанная токарем детская каталка стоит восемнадцать копеек, а на эти деньги можно купить килограмм добротной рыбы-сазана или полкило первосортной колбасы. Кустарь же ремесленник за рабочий день изготавливал шесть каталок.
Наживались лавочники по две копейки от проданного ими фунта продовольственного товара. Находились критики такой торговли. «Ах, вот обдирают народ! По две копейки с фунта наживаются!», – пожаловался Мишка Крестьянинов перед стариками, принеся из лавки Васюкина фунт семечек, за которые он уплатил пять копеек. В Арзамасе же, тот же фунт семечек стоил три копейки. «Погодите, придёт время обдирать народ будут не по две копейки, а по целковому!» – сказал дедушка.
Люди обзаводились хорошим скотом. Безлошадные хозяйства приобретали лошадей. Покупали коров, обновляли инвентарь, справляли добротную сбрую. Кто на свои накопленные, а кто брал во Вторусском кредитном товариществе деньги. Покупали веялки, молотилки, обновляли дворы, строили новые дома. Единственная отрицательная сторона этого времени – это то, что молодые поженившиеся люди обзаведясь свой семьёй, никак не хотели жить в большой семье отца. Они старались как можно скорее выделится из отчего очага, выбраться в свой домик, завести своё хозяйство. Число семей в селе росло, дома для новых хозяйств, преимущественно, строились на концах улиц. Село росло, расползалось во все стороны. Раз количество семей росло, дети нарождались, едоки прибывали, а значит пахотная земля в поле подлежала частому переделу. Земля, разделяемая по едакам – кроилась вдоль и поперёк, появилась узкополосица с частыми межами, а где межа там хлеб родится плохой. К тому же межа – это причина для споров.
На селе стала проводится просветительно-культурная работа. По средством «ликбеза», люди избавились от безграмотности, пожилые стали уметь расписываться, а молодёжь своими запросами пошла дальше этого. В праздничные дни стали заглядывать в избу-читальню, где просматривала и читала газеты и журналы, а то и сами стали их выписывать. В село из города стали наезжать лекторы и читали для народа лекции на разнообразные темы, представляющие жизненный интерес сельского жителя. По приезде такого лектора, сельский совет, посылал по селу извещать народ, нарядчика Михаила, по уличному прозвищу Пилата, которому для смелости и пущей храбрости перед этим подносили стаканчик водки. По домам он не ходил, а дойдя до перекрёстка останавливался и оперевшись на свою, с загнутым концом, деревянную клюшку, в окружении вездесущих ребятишек, орал во всё горло: «Граждане! Приходите в избу-читальню на собрание! Туда, из города, приехал лектор! Там вас научат как пахать, как рукам махать, как рожь сеять, как овес веять, как картошку садить, как похлёбку варить, как пироги печь, как болезни лечить, как кашу варить, как детей кормить!» – балагурил он, выдумывая эти прибаутки от себя. «Одним словом, приходите!», – заканчивал он своё уличное ораторство и переходил на другой сельский перекрёсток. Хотя редкие мужики и бабы, занятые делами по-домашности, слышали уличный призыв Пилата, но слышали ребятишки, а они-то быстренько разнесут всё виденное и слышанное по всему селу.
В избу-читальню народу навалило уйма. Сравнительно не очень-то просторную половину здания, отведённую под читальню (в другой половине помещался сельский совет) наполнили до отказа. Лекция состояла из трёх частей. Открыл лекцию учитель Евгений Семёнович. Он говорил о народном просвещении, призывал