вдохновением.
Я вспомнила, как здесь, на этом самом балконе, папа болтал со своим закадычным другом дядей Анупамом. Они курили, пуская колечки, ааи угощала друзей самосами[23], и квартира наполнялась дымом и чадом. Порой папа сидел здесь в одиночестве, уткнувшись в книгу, а я докучала ему, требуя, чтобы он рассказал о своей жизни в деревне.
– И как тебе не надоедает выслушивать одно и то же столько раз? – смеялся он.
Я любила эти рассказы и готова была бесконечно их слушать. Папа словно брал меня с собой, и мы вместе бродили по его воспоминаниям о детстве в деревне Ганипур. Я забиралась к нему на колени и будто глядела на мир его глазами. Я видела, как он играет в кабадди[24] и крикет с другими деревенскими мальчишками. Он рассказывал о манговых деревьях и свисающих с них плодах, о танцующих под дождем павлинах, о том, как колышутся на ветру колосья риса и проса, и об огромном баньяне, который рос посреди деревни и под которым он впервые увидел ааи.
– И в какую сторону ни посмотри, Тара, небо там повсюду чистое и голубое, и на сердце от этого так спокойно. Бывало, вдохнешь, а воздух такой чистый… Такой свежий.
Мир в его рассказах был другим, совсем не похожим на знакомый мне Бомбей, где из-за домов вырастали новые дома, а там, где не было домов, раскинулись стройплощадки. Я никогда не видела ни рисовых полей, ни танцующих посреди них павлинов. В моем воображении эти образы превращались в сказочные истории, подобные тем, которые я читала.
– Однажды я свожу тебя в мою деревню, – обещал мне папа, и я ждала. Но этот день так и не настал.
Папа рассказывал, что еще до моего рождения они с ааи сбежали из деревни в шумный город и поселились здесь, в районе Дадар, в этой самой квартире. Стоя на балконе и разглядывая улицу, я вдруг поняла, что за эти годы почти ничего не изменилось. Вдоль стен нашего дома по-прежнему росли ашоки[25] и кокосовые пальмы, а на углу торчало одинокое миндальное дерево, покачивая на ветру ветвями. Мне вспомнился покосившийся щит при подъезде к жилому комплексу, гласивший: «Жилищный кооператив Виджайя». Унылый вахтер у ворот всегда казался мне похожим на Суппанди – простачка из комиксов. Каждый раз, проезжая мимо ворот, мой лучший друг Навин, на два года старше, толкал меня локтем в бок, напоминая об этих комиксах, чем вызывал приступ безудержного хихиканья.
С этого балкона мы с Навином глазели на свадебные церемонии, восхищенно рассматривая жениха верхом на лошади и людей, танцующих вокруг под громкую музыку. До появления в нашей жизни Мукты мы с Навином не разлучались ни на секунду – болтали, смеялись или ругались, вместе ходили в школу, играли с мальчишками, а летом бегали за мороженым или ловили бабочек в пластиковые бутылки.
Помню, просыпаясь по утрам, я слышала, как Навин играет на ситаре, его голос и ритм раги[26]. Я вскакивала с кровати, в спешке заглатывала завтрак и мчалась к Навину – послушать его пение. Папа смеялся и поддразнивал меня:
– Только