по давней традиции посвящающей своих дочерей богине Йелламме[8]. Сакубаи рассказывала, что, когда нашей страной правили англичане, нам покровительствовали раджи и заминдары[9]. Люди относились к нам с почтением, как к жрицам. В храмах мы исполняли священные танцы и молитвенные песнопения, а во время невзгод селяне просили нас о благословении. Традиция осталась прежней. Вот только раджей среди наших благодетелей больше нет, и нам покровительствуют всего несколько мужчин, принадлежащих к высшей касте. Когда девочкам из низшей касты исполняется восемь лет, они проходят церемонию посвящения Богине. В нашей маленькой деревушке на юге Индии нас еще называют девадаси[10] – «служительницы Богини».
На протяжении многих поколений женщины в моей семье становились девадаси, так что мне суждено было повторить их судьбу. Однако в детстве я не знала об этом. Не знала о том, что мое тело мне не принадлежит. Порой я забываю, что когда-то была ребенком и мир представал передо мной радостным и наивным. Все вокруг напоминало сон – светлые утренние часы, пробуждение в деревенском доме под безоблачным небом, откуда тянулись столь щедрые лучи солнца, что, казалось, для жизни ничего больше и не нужно. У нас в деревне выращивали рис, кукурузу и просо, и со всех сторон к домам подступала буйная зелень. Когда ветер ласково гладил меня по лицу, амма говорила, что это Бог решил потрепать меня по щеке. Она говорила, что Бог наблюдает за каждым моим движением, а я ей верила и, срывая с чужого дерева плоды манго, боялась Божьего наказания. В детстве, когда я не знала о моем предназначении, жизнь была иной.
Моя амма была красавица. Однажды я сказала ей, что ее медового цвета кожа похожа на золото, а белки ее глаз – будто алмазы. Она засмеялась. Я на нее была совсем не похожа. Сакубаи говорила, что для девочки из низшей касты кожа у меня чересчур светлая, так что я, очевидно, унаследовала внешность и зеленые глаза от отца, принадлежавшего к высшей касте брахманов[11].
Думая о тех временах, я вспоминаю нежные темные глаза аммы, вспоминаю, как она рассказывала мне сказки и пела песни. Как глаза ее менялись по ходу развития событий в сказке и как преображались с песней. Голос у нее был мягкий и мелодичный – порой я и сейчас его слышу.
Ветер дует над лесом,
Над горами и морями,
И я ясно слышу его,
Как он нашептывает мне на ухо,
Поет песни о королевствах и храбрых королях,
О прекрасных принцессах и благородных рыцарях.
О, это ветер говорит со мною.
Слушая ее, я и сама седлала ветер и взмывала вверх, над деревней, над горами, оставляя позади камни и скалы, задевая ветви деревьев, пролетая мимо птиц, я мчалась в город, где жил мой отец. И я думала об отце: интересно, что он сейчас поделывает? Может, глядит в окно, высматривая в толпе мое лицо, или переходит улицу, думая обо мне, или едет сюда, чтобы познакомиться со мной?
Отца я никогда не видела, а то немногое, что знала о нем, услышала от Сакубаи. Амма почти никогда про него не говорила, и если вдруг вскользь упоминала