rel="nofollow" href="#n16" type="note">[16]. Они рассказали об иных культурах так, как они их увидели, как они поняли взгляды аборигенов. Фокус в том, чтобы освободиться от собственных представлений о “естественном”.
– Но даже если я сумею, следующий, кто явится сюда, расскажет свою собственную, совершенно иную историю о киона.
– Несомненно, – согласилась она.
– Тогда в чем смысл?
– Это ничем не отличается от любого исследования. В чем смысл поиска ответов? Истина, которую вы отыщете, рано или поздно уступит место другой. Когда-нибудь и Дарвин устареет и будет казаться чудаковатым Птолемеем, который видел лишь то, что был в состоянии увидеть.
– Погодите-ка, до меня не доходит. – Я потер ладонями лицо, здоровыми ладонями – мое тело в тропиках только расцветало, это разум грозил меня покинуть. – Вас что, не смущают эти проблемы?
– Нисколько. Но я всегда была убеждена, что мое мнение верно. Есть у меня такой небольшой недостаток.
– Типичный американский недостаток.
– Возможно. Но и Фен им грешит.
– Ну тогда изъян колонизатора. И поэтому вы ввязались в эту работу, чтобы обрести собственное мнение, а потом людям придется ехать за тысячи миль и писать свои книги, если им захочется возразить вам?
Она широко улыбнулась.
– Что? – удивился я.
– Вот уже второй раз за нынешний вечер я вспоминаю об одной мелочи, о которой годами не задумывалась.
– И о чем же?
– Мой первый школьный табель. Меня не отдавали в школу до девяти лет, и в конце первой четверти родители получили вот такой комментарий учителя: “Элинор демонстрирует преувеличенную восторженность относительно собственных идей и заметный дефицит восторженности по поводу идей прочих людей, более всего – педагогов”.
Я рассмеялся.
– И когда вы первый раз об этом вспомнили?
– Почти сразу, роясь на вашем столе. Заметки, блокноты, книги – на меня сразу обрушился шквал идей, давно такого не бывало. Я уж думала, навеки утратила эту способность. Вы как будто не верите.
– Верю. Просто боюсь представить, как выглядит преувеличенная восторженность. Если то, что я наблюдаю сейчас, считается недостаточным воодушевлением.
– Если вы хоть немного похожи на Фена, то вам не понравится.
Полагаю, я совсем не похож на Фена.
Она перевела взгляд на мужа, который спал рядом крепким сном, наморщив лоб и стиснув губы, как младенец, протестующий против ложки с кашей.
– Как вы познакомились? – спросил я.
– На пароходе. После моей первой экспедиции.
– Корабельный роман. – Получилось, словно я спросил, не поспешили ли они, поэтому торопливо добавил: – Лучший вариант.
– Да. Все случилось внезапно. Я возвращалась с Соломоновых островов. Канадские туристы страшно возбудились, узнав, что я изучала туземцев в одиночку, и я потчевала их байками, а Фен затаился в тени. Я понятия не имела, кто он такой, – да и никто не знал, – но он был единственным мужчиной моего возраста и при этом