чайку попьем.
Они устроились на кухне и принялись пить чай с конфетами «Ласточка»
и ванильными сушками.
– А где Геннадий? Поругались опять?
– Теть Кать, ну ведь ты знаешь, он зубрилка. У них во вторник контрошка
по химии, вот он и засел. В субботу засел, прикинь?
Катя хмыкнула и отвернулась к окну. «Ноябрь, ты прекрасен! Прекрасен!
Н-да….»
Викуся, воспользовавшись ее меланхолией, быстро сунула две конфетки
в нагрудный кармашек рубашки и похлопала, сплющивая, чтобы не
оттопыривались. – Теть Кать, чего тебе поделать надо? Хочешь, пропылесосю?
Или вон керамику твою ужасную протру? Она и без пыли-то…
– Но-но! Ты не очень-то критику наводи, ценитель тоже… Я и без тебя все
смогу протереть и пропылесосить, не дряхлая. Иди вон лучше в бронзулетках
моих покопайся или, хочешь, мультики вместе посмотрим, а потом мне уйти
надо будет снова, ты уж извини. – Опять? Ты ж только пришла!
– Мне на работу надо, в пятницу кое-что не успела, а обещала.
– На работу? А была где? С утра пораньше?..
– М-м-м… У зубного? – спросила задумчиво Катя, рассматривая чаинки
на дне чашки.
– Не у зубного! – парировала Викуся. – Ты сушки вон трескаешь, а после
зубного два часа есть нельзя.
– А может, я добиралась оттуда два часа, – усмехнулась Катя.
– Ага. Во сколько же тебе тогда встать пришлось, чтобы два часа туда
ехать? Не верю.
– Тогда на ранней службе в храме, как раз по времени сходится.
– Теть Кать, ты ж неверующая, какой еще храм?
– Почему же, Виктория, ты считаешь, что я неверующая? – удивилась
Катя.
– Потому, тетя Катя, я считаю, что ты неверующая, что если бы ты была
верующая, то носила бы обвисшую черную юбку и коричневый страшный
платок и волосы бы не мыла.
– А почему волосы-то не мыла?
– А чего их мыть, если они все равно под платком?
– А может, я из начинающих, из, так сказать, новоначальных, –
продолжала развлекаться Катя.
– В таком разе, теть Кать, тебе еще важнее как неновоначальной
выглядеть, а ты в джинсах и кроссовках, так что версия твоя не принимается.
Ну, если секрет, не говори, конечно. Если у тебя романтическая встреча до утра
затянулась, то, конечно, об ней на каждом углу трепаться не будешь.
– Какая еще встреча! – возмутилась Катерина. – Не болтай чепуху! Я
ходила на курсы записываться.
– На курсы! Опять?! Круто! Чему учить будут? На гида-переводчика с
китайского? Какие-то полгода занятий, и ты сможешь водить по Кремлю толпы
любознательных китайцев!
– Очень остроумно. Но – нет. Я, Виктория, ходила записываться на курсы
вождения. Через улицу от нас – автомеханический колледж, при нем курсы, я на
них записалась. Занятия с нового года, после каникул. Я дала тебе полный
отчет?
– А у тебя чего, машина есть?
– Да, от родителей осталась, «Шкода» старенькая.
– А… – произнесла незаинтересованным голосом Вика. Про родителей
она предпочитала ничего не выяснять, и про тети Катиных тоже.
– И вообще, что ты меня забалтываешь, мне выходить уже скоро.
Викуся и не собиралась ее забалтывать. Викуся собиралась выведать,
где она все-таки была, и очень ловко в том преуспела. Викуся должна была
держать ее жизнь под контролем, чтобы, мало ли, не нашелся кто-нибудь
шустрый и не переманил ее у Викуси насовсем, а этого не должно произойти
никогда, никогда.
– Теть Кать, а можно я останусь, тебя подожду? Ты надолго?
– Надеюсь, ненадолго, а остаться нельзя, ты же знаешь. Может Борис
Сергеевич прийти, решит, что ты квартирный воришка, и заметет тебя в кутузку.
Викуся вздохнула и, подволакивая ноги, пошла смотреть бронзулетки.
– Теть Кать, а чего ты меня к себе не возьмешь? Квартира такая
классная, три комнаты, места на всех хватит… Я бы тебе пылесосила каждый
день, и за ужасом керамическим бы следила. И школа рядом, переводиться не
нужно…
– Ага. Ну да. Я тебя пропишу, а ты мне ножичком по горлу и в колодец. И
будете тут с Геннадием на пару химию учить. Вот только не сопи. Не порти
наши высокие отношения. А то я думать начну, что ты только и исключительно
из