не смущаться больше, я спросил её об этом её дяде Валере, и разговор сам собой вышел на наши семьи, и тут мы многое узнали друг о друге, чего не знали раньше.
А ещё выяснилось, что поступать мы собираемся в один институт.
Вот вам и «последний день Помпеи»… Это так обрадовало нас, что мы взялись оживлённо обсуждать и репетиторов и задачки по химии и прочую чепуху, увлекаясь всё больше. Лишь бы только говорить и говорить ещё и ещё. Нам оказалось так легко говорить друг с другом…
– А почему ты не в Первый институт поступаешь? Там же твой отец.
– Поэтому и не поступаю, что там отец. Будут все говорить: «вон сынок профессорский, всё по блату у него».
– Кто тебя знает, так даже не подумают, а кто не знает, чёрт с ними, – сказала Лёля. – Разве нет?
– Так-то оно, конечно, так, и всё же… – мне так приятна её смелая уверенность во мне. Как давешнее «Ты – лучше»…
– Это потому что ты знаешь, что поступишь. А я вот…
– И ты поступишь, – убеждённо сказал я.
– Поступлю, конечно, куда я денусь, всё равно сколько раз поступать, но… А… Ты почему решил врачом стать?
– Не знаю. Всегда только врачом и представлял себя. А ты?
– И я! Я же с бабушкой…
Я засмеялся. Мы только что об этом уже говорили. Только я ещё рассказывал и про дедушку, за которым я тоже с детства неотступно таскался в больницу, он брал меня смотреть на операции. Так что, я студент тоже не буду совсем неопытный… Странно, что не так близко, как могли бы, общались наши бабушки.
Мы дошли всё же до её дома, пора была прощаться.
– А… Ты… Ты что завтра будешь делать? – спросил я, понимая, что расстаться и не знать, когда я её снова увижу, я не в силах.
– Ничего.
– А… Пойдём в кино? Можно, я позвоню тебе? Только я… номера твоего не знаю, – тут я соврал, я знаю её номер и звонил ей не раз, чтобы услышать её голос и бросить трубку. Я все десять лет так делал, но я не хотел, чтобы она догадалась, что я такой дурак. Поэтому я опять покраснел сейчас, но в неверном свете фонаря, возле её подъезда она, может быть, не заметила?..
На следующий день мы пошли в кино, смотрели какой-то французский фильм о бунте в женской тюрьме. Но содержание меня не увлекало, я совсем не следил за тем, что происходило на экране. Главное, что я чувствовал – это её присутствие рядом.
Коснуться её руки в темноте я не посмел, и пошевелиться боялся, чтобы не толкнуть её плечом ненароком…
А когда закончился фильм, мы вышли на улицу, и оказалось: пошёл дождь, и мы долго стояли под козырьком кинотеатра, потому что зонтиков у нас не было. Я заметил, что Лёле холодно и отдал ей свою джинсовую куртку, хотя она сопротивлялась:
– Ты простынешь…
– Нет, – уверенно сказал я, улыбнувшись ей, сейчас я не простыл бы даже на морозе, потому что рядом она.
Глава 2. «Две звезды»
… да, жара в это лето Сочи невероятна, к тому же, комнатка, которую мы снимаем, в чистой и уютной белой мазанке, окнами на запад и здесь очень жарко как в духовке, так что мы держим окна открытыми