потом лагерь военнопленных на соляном озере расформировали. Было ли это следствием истории с убийством заключенного, то ли действовали какие-то другие процессы – неизвестно. Сначала ужесточили режим, Андреас и Генрих больше не могли наведываться в пещеры. Потом при сортировке они были распределены на разные новые объекты. Сразу же после окончания войны началась репатриация пленных, уже в конце 1946 года Андреас Фишер вернулся на родину. Следы Генриха Шеллерта и его семьи он искал потом всю жизнь, но тщетно.
* * *
Пауль Фишер счел лишним посвящать внука Генриха в эти драматические подробности, водить по историческим и авантюристическим дебрям. Как и его отец, он считал пережитую Андреасом и его другом историю завершившейся еще тогда, в 1944-м.
Конечно, Роберт Шеллерт-Петерсон не произвел на него впечатления человека, способного на авантюру. Но если даже он и заблуждался в отношении Роберта, то не считал разумным будить бредовые, напрасные надежды в молодом хлыще. Зачем?
Вполне возможно, что не настолько хорошо владел Генрих русским, чтобы правильно понять услышанное. Мог треть недослышать, треть додумать, а то и вообще выдумать всю историю. Например, чтобы поддержать ослабевший моральный дух своего товарища, впадающего в отчаяние.
РАЗ, ДВА, ТРИ, ЧЕТЫРЕ, ЖИЛИ МЫШКИ НА КВАРТИРЕ
Денек сегодняшний у Зои Васильевны выдался насыщенным.
Обычно ведь как бывает: летние дни тянутся бесконечно, словно резиновые. Они проходят – одинаковые, как близнецы-братья, без особых событий, однообразные, по заведенному ритуалу. И вдруг как плотину прорвет: враз о тебе вспоминают родственники и знакомые, звонят один за другим, справляются о здоровье. В один и тот же день, как сговорившись, и без тебя им – жизнь не в жизнь!
Телефон не умолкает. Звонят и не очень близкие, и не очень приятные люди, нарушая установившийся порядок и отрывая от повседневных дел. И с чего бы это вдруг, какая муха всех массово покусала?
Или идешь себе, допустим, тихо-мирно на рынок в такой вот баламутный денек, и одного за другим встречаешь знакомых, которых уже сто лет не встречал. Уже даже начинаешь думать, что их вообще нет на этом свете, по причине преклонного возраста. А они, оказывается, живы, хоть и не совсем здоровы, что естественно в их возрасте. И они демонстрируют такую пылкую радость от встречи, даже неловко! Хотя, вроде бы, и не с чего радоваться, не такими уж тесными были отношения. Порой, отнюдь не теплыми или радужными.
Наверно, это потому, что редеют близкие ряды. Верней, ряды редеют близких, то есть сверстников.
И вот начинается обмен информацией: у кого что болит, и кто чем лечится, и про неблагодарных детей, и про бездушных чиновников и врачей-взяточников, и про общих знакомых, которые уже действительно ушли в лучший мир.
И возвращаешься домой уже ближе к обеду, переполненный эмоциями. В основном, положительными, но и легкая досада присутствует, поскольку все дневные планы летят к чертям. А