что в Котуть сворачивает, парня с девицей – девица рослая, волосы золотом отливают – не ошибусь. Ленка Федорова – она самая. А парень – укалай. Я не стал их окликать – пусть себе идут.
Богдан – Куда? Ты пьян?
Микушин – Я трезвый тогда был, это ты сейчас водку хлещешь!
Богдан – Не о Ленке я хотел с тобой говорить, а о Жанне. Твоей жене, между прочим.
Микушин – Точно определил – между прочим. Я тоже задумался – между чем и чем? вернее, между кем и кем? тобой и Седоном? А, Богдан?
Богдан – Ты не смог не спошлить… Между мной и Жанной никогда ничего не было. Про Седона ты уже знаешь. Для Жанны ее чувство – как болезнь, наваждение. Ты бросишь больного человека? Что, ему погибать теперь?
Микушин – Страсти – мордасти! Шекспир отдыхает… При таком раскладе Жанне не нужно было выходить за меня замуж – это честно… Где она?
Богдан – Насколько мне известно, Седон поселил Жанну подальше от своей семьи и межуйских сородичей – и подальше других посторонних глаз. Увез ее в Усневку. Это на севере, в Ялковском лесу. Она сейчас там.
Микушин – Очень полезные сведения. Что мне с ними делать?
Богдан – Как что? Как что, Виталий?! Надо ехать вызволять Жанну!
Микушин – А она там содержится против своей воли? Седон ее что, цепью приковал?
Богдан – Как ты не понимаешь?! Конечно, ты оскорблен. Жанна рубанула с плеча. Но если ты хоть чуть-чуть любишь ее…
Микушин – А мы о любви до свадьбы не договаривались. Наоборот, я понял тогда своим скудным умишком, что Жанна на любви сильно обожглась и стала страшиться этого чувства. Она мне твердила о понимании, уважении, долге, спокойствии и счастье – но не о любви. Я еще подумал тогда – какая трезвая девица! станет боевой подругой. Никто, конечно, не поверит, что Жанна мне действительно понравилась – как человек, а статус ее папаши я посчитал даже препятствием к нашей свадьбе. Я хотел нормальной семьи.
Богдан – Виталий, послушай…
Микушин – Нет, ты послушай. Я Жанне не судья, особенно после того, как узнал ее историю с Седоном, и как она страдала после разрыва. Она вправе любить кого угодно. Но я тоже был вправе ожидать уважения – эдакой малости. Она, уходя, даже через меня не перешагнула – для нее меня не было. Вот так – я не умер, тьма меня не поглотила, но Жанна сделала хуже. Такие наши обстоятельства, Богдан. Ты видишь, что зря пришел?
Богдан – А что тогда не зря? Все зря – и сама жизнь зря! Но самое ужасное – что мы с нашей жизнью вытворяем. И Жанна тоже… Догадываюсь, что с Седоном у нее ненадолго. Не останется он с ней. Жанна слишком рьяно всем доказывала, что излечилась от первой любви, что она совершенно нормальна. Психологи поработали – мозги ей перетряхнули. Но это как разбитую вазу собрать по осколкам и склеить, сверху покрыть лаком и раскрасить – с виду-то она целая и еще краше прежнего, а внутри… У Жанны внутри все покорежено. Она стала резкая, агрессивная, предельно циничная. Но ужасней то, что Жанна считает себя сильной, что теперь она вправе кома