А толстый попросил записать в журнал ее имя и адрес.
– По-английски… или по-русски? – спросила Светлана.
– Как хотите, без разницы, – ответил продавец. – Вы из России?
– Нет, я не русская.
– Не русская? Но вы прекрасно говорите.
– Ничего прекрасного. Я знаю очень мало слов. Я учу русский в университете.
– На мой слух, вы говорите прекрасно. А я ведь русский.
– Дело в том, что я сербка.
– Ага, – сказал толстый продавец.
– Она – чего? – спросил тощий, вернувшись с кассетой.
– Сербка, – ответил толстый.
– Ага, – сказал тощий.
На обратном пути Светлана рассказала об одном сербском кинорежиссере, который в Белграде дружил с ее отцом. Жена режиссера, актриса, уехала в Париж сниматься в фильмах у молодого француза. Но француз трагически погиб, свалившись с барного стула.
– Говорят, это могло быть самоубийство, – сказала Светлана.
Когда мы часам к десяти вернулись в кампус, я была измотана и лишена дара речи. Разрежь в тот момент мою голову, и там – как в желудке самого большого в мире музейного крокодила – обнаружится лошадь и 150 фунтов камней. Я открыла блокнот. Он погиб, свалившись с барного стула, записала я. Это могло быть самоубийство.
Я услышала телефон. Звонил Ральф. Его приняли на стажировку в Библиотеку Кеннеди. Конкурс на это место был открыт для всех – для младшекурсников, для старшекурсников, даже для магистрантов, – но выбрали Ральфа. Он будет работать в архиве, заниматься классификацией материалов и вводить информацию в базу данных.
Чтобы отпраздновать это событие, мы отправились в подвальный этаж торгового центра «Гараж», где маленький пожилой азиат допоздна продавал замороженный йогурт.
– Хочу кофейный, – сказал Ральф, – но в глубине души думаю о черничном.
– Почему не взять оба? – спросила я.
– Это слишком много.
– Возьми один, а я другой, и поделимся.
– Но я не хочу навязывать.
Мы взяли оба. Вкус у них оказался одинаковый.
Ральф принес книжку, издание 80-х годов в мягкой обложке. Это была автобиография Олега Кассини, русского аристократа, который в 1918 году убежал от революции, оказался в Америке и стал официальным дизайнером гардероба Джеки Кеннеди. Впервые ее люди позвонили Олегу в декабре 1960-го, когда он отдыхал во Флориде. Ему сказали явиться в больницу Джоджтаунского университета, где Джеки приходила в себя после первых родов.
В самолете Кассини всю дорогу думал о Джеки, ее иероглифической фигуре и сфинксоподобной натуре – и затем начал делать наброски. У больничной койки он показал ей будущие трапециевидные платья, вдохновленные простотой линий древнеегипетского искусства. Шляпка походила на головной убор Нефертити. Никто из дизайнеров прежде не запускал целую линию специально для Джеки. Кассини получил место – эксклюзивный кутюрье Первой леди. Но частицу своей