Эйб, можешь сказать, что я тайно работал на тебя и очень боялся, что узнает доктор Рич, потому что тогда он поставил бы всех чертей на рога, ведь он не разрешал нам даже переговариваться в лаборатории, не говоря уж о том, чтобы принимать гостей. Он всегда боялся, что кто-нибудь украдет какое-нибудь его драгоценное ноу-хау. Он был безумно подозрительный человек, хотя при этом и довольно приятный. Доктор Рич дружил с доктором Киркпатриком, редактором журнала по химическо-металлургическим технологиям, для которого ты писал статьи. Я боялся, что эти следы в какой-то момент пересекутся, и если он узнает, что я делаю работу на стороне, он устроит скандал. Это отчасти правда, Эйб.
– Ну конечно, Гарри, – прогремел Бротман.
– И еще одно, – продолжал Голд. – Не говори ничего из того, что я тебе рассказывал про женитьбу и двойняшек. Они могут заявиться в Филадельфию. Мне пришлось дать им свой настоящий адрес. Я никогда не был женат.
В раскрытый рот Бротмана можно было бы засунуть монету в полдоллара, а на лице мисс Московиц застыло невероятно нелепое изумленное выражение.
– А те истории про твоего брата, который погиб на войне, – наконец проговорил Бротман, – и про родителей, которые усыновили кузена Джо? Они тоже ложь? Все ложь?
Ну, черт бы меня… – Мисс Московиц положила руку на плечо Бротмана. – Я этого не понимаю, – выдохнул он.
– У него были причины, – заметила она. – Наверняка у него были причины. Он нам расскажет какие.
– Мне пришлось это делать, – сказал Голд. – Я начал и уже не мог остановиться. Иногда я столько врал, что у меня чуть ли не шел пар из ушей.
– Послушай, Гарри, – перебил его Бротман. – Возможно, ФБР больше интересуется тобой, чем мной. Ты не думаешь, что должен рассказать о тех шпионских делах, о которых мне не говорил? Я не хочу впутаться в неприятности из-за какого-нибудь случая, о котором ничего не знаю. Лучше, если я услышу об этом от тебя прямо сейчас.
Голд решительно покачал головой:
– Ты и так уже глубоко впутался. А то, чего ты не знаешь, нельзя на тебя повесить.
Все это время Бротман считал себя китом, а Голда – мелкой рыбешкой в море шпионажа. Теперь же у него в голове совершался такой процесс переоценки, что его буквально можно было ощутить. Он все смотрел на Голда странным взглядом. Когда мисс Московиц вышла в час ночи в «Белую башню» на бульваре Квинс за гамбургерами и кофе, Бротман выпалил:
– Слушай, Гарри, ты же не в обиде, да? Из-за того, что я дал твое имя ФБР? Мне пришлось, Гарри. Они бы рано или поздно наткнулись на тебя, и тогда задумались бы, почему я ничего о тебе не сказал.
Голд сидел на своей лабораторной табуретке, наклонившись вперед, глаза у него были сонные.
– У них же были фотографии, так?
– Фотографии? – повторил Бротман. – Ах да, фотографии. У них был снимок нас с тобой в ресторане. Я тебе говорил. Но даже без фотографии они раздобыли бы твое описание. Все знают, что мы работаем вместе.
– Они мне такой фотографии не показывали, – сказал Голд. –