гуляли. В плохую – сидели дома, ходили на домовые мультфильмы. В каждой многоэтажке было помещение для культурно-просветительских целей. Там работал телевизор, жильцы по расписанию приглашались на новостные сообщения, на тематические передачи – записи прошлых лет, реже – современные, посвященные обустройству быта после Разгрома. Раз в день показывали какой-то фильм для взрослой аудитории, а дважды в день – мультфильмы. Было свое эфирное время и у церквей, собиравших нынче самую большую аудиторию.
Страх перед Разгромом, хоть и случившимся несколько лет назад, сохранялся. Религия позволяла смиряться, притупляла страдания. Ведь многие, потеряв родных, до сих пор не могли прийти в себя. Религия и объясняла случившееся божьей карой. Сколько лет люди жили во грехе? Погрязли в потребительстве, разрушили экологию, расплодили толерантность в самых неприглядных ее проявлениях, легализировали однополые браки… За многое вправе был взыскать господь бог с людей, мог бы и утопить всю цивилизацию, как уже было однажды, но оставил человечество жить – не иначе как для искупления грехов. Стройная логика привлекала народ, попавший в ситуацию информационного голода и нуждающийся в объяснениях.
Но чего было однозначно больше, чем церквей, – белых домов, пристанищ для умалишенных. На них все граждане платили отдельный налог – два процента с дохода. Возвращение человека к здравому уму – стало задачей посерьезней изучения Разгрома, хотя эти два явления можно было смело рассматривать как причину и следствие одного и того же. Кто знает, возможно, один из этих домов станет пристанищем Вики рано или поздно…
На следующее утро, нацеловавшись и набесившись с Максимкой, до семейного совета Вика совершала пробежку как раз мимо одного из таких домов, именуемого в районе бело-синим, получившим такое название из-за окраски стен бараков. Пациенты прогуливались по ограждённой колючей проволокой территории, Вика бежала по дорожке, когда поймала на себя взгляд Угрюмыча – проводника-рекордсмена с 4-летним стажем. Надо же, только ночью про него вспоминала, сидя в баре. Вика перешла на шаг и остановилась напротив Сергея, таково было его имя, тяжело дыша. Тот стоял, не сводя с нее глаз, положив ладони на узелки колючей проволоки. Вика невольно поморщилась, увидев кровь, тонкой струйкой стекающую по запястьям.
– Привет, Сергей. Как ты? Не знала, что тебя сюда перевели.
– Привет, Вика, – ответил Угрюмыч – так его стали звать уже после потери профпригодности. Ответил, как абсолютно нормальный человек. Вика уставилась на него с любопытством.
– Принеси камушек, – попросил Угрюмыч.
Вика опешила. Кажется, на слово «камушек» обернулись санитары, стоявшие ближе остальных к забору. Они переглянулись, один направился к Вике и Угрюмычу. Тот как будто почувствовал – обернулся, плюнул с досады.
– Камушки – интересные, – громким шепотом затараторил Угрюмыч, – если б сразу понял, не им бы таскал, а себе-себе в подвал-подвал, тяжело их вместе-то. Один бы камушек, Вика-Виктория.
Угрюмыч