выбралась через него на крышу.
«Хоть погода не такая ужасная, – подумал Тиббе. – Мурлин не будет бродить под дождём. Интересно, она опять болтает с котами? Если бы она осталась здесь… – представил себе Тиббе. – Если бы я взял её в дом. Может, тогда бы она каждый день приносила мне новости».
И ему вдруг ужасно захотелось крикнуть в окно:
«Кис-кис! Мурлин!»
Но Тиббе сдержался.
«Гадкий эгоист, – сказал он сам себе. – Только ради собственной выгоды готов взять в дом девушку-кошку. Как это нехорошо! Забудь её и сам ищи интересные новости. И прекрати уже стесняться. А она ушла навсегда. Наверное, она уже очень далеко…»
Но Мурлин в этот момент была совсем близко. Она сидела на крыше Страхового банка, самого высокого здания во всей округе, и разговаривала с кошкой Замарашкой.
Замарашкой её звали потому, что она всегда была грязной и потрёпанной и даже лапы у неё были испачканы. У неё был тонкий облезлый хвост, порванное левое ухо, а мех на шубке подран и местами свалялся.
– У тебя скоро будут котята, – сказала Мурлин.
– Лучше молчи, – сердито буркнула Замарашка. – Я иногда думаю, интересно, это хоть когда-нибудь прекратится? Ничего в жизни не вижу, кроме этих мелких проглотов. Одни за другими, одни за другими…
– А сколько у тебя уже детей? – спросила Мурлин.
Замарашка усердно почесалась.
– Понятия не имею, хоть ты тресни!
В выражениях Замарашка обычно не стеснялась. Но на то она и бродячая кошка.
– Ну да ладно. Чего это мы всё обо мне да обо мне, – сказала она. – У тебя-то делишки похуже моих. Это ж надо такому приключиться… Как тебя так угораздило, подруга?
И она посмотрела с испугом в жёлтых глазах.
– Если бы я знала, – ответила Мурлин. – И знаешь, что самое ужасное? Была бы я человеком целиком и полностью! Так нет, я как будто человек наполовину.
– Но ты же вся – человек. И сверху и снизу, – удивилась Замарашка.
– Да я имела в виду то, как я себя чувствую, – объяснила Мурлин. – Ведь у меня остались почти все кошачьи повадки. Я мурлычу, я могу зашипеть, мне всё время хочется об кого-нибудь потереться. Только моюсь я теперь мочалкой. И вот ещё вопрос – понравятся ли мне теперь на вкус мыши? Хотелось бы попробовать.
– А нашу главную «Ми-и-и-ааа-уууу» песню ты хоть помнишь? – спросила Замарашка.
– Думаю, да.
– Ну-ка, напой мне мотивчик.
Мурлин открыла рот и оглушительно завопила, как настоящая мартовская кошка. Замарашка тут же подхватила, и они изо всех сил истошно заорали на два голоса. Эти кошмарные кошачьи вопли продолжались до тех пор, пока где-то поблизости не открылось окошко и в них не полетела пустая бутылка. Она с грохотом разбилась, и кошки бросились врассыпную.
– Всё как положено! – радостно закричала Замарашка. – Знаешь, что я тебе скажу? Это у тебя пройдёт! Всё будет хорошо. Уж если кто так отменно поёт, он навсегда останется кошкой. Над верхней губой ничего не чувствуешь? Усики не пробиваются?
Мурлин потрогала лицо и покачала головой:
– Нет.
– А