поправить дела (для которых его вливание оказалось каплей в море), купил себе однушку и с тех пор страдал от тесноты. Пройдясь по просторной двухкомнатной пианистки, он окончательно убедился: эта девушка из той загадочной среды, интеллигентной прослойки, до которой ему, Андрею, со всем его высшим заочным, как до неба. У нее была семья, были корни, был особый уклад с семейными фото на стенах и фарфоровыми статуэтками в красивом, старинном, наверное, серванте. Понятно, почему Леся пожертвовала любовником, когда пришлось выбирать между ним и родными. Квартире не помешала бы мужская рука, этот самый Марк… или как его там, по всем признакам, за восемь лет ни к одному гвоздю в ней молоток не приложил. Ничего, сейчас пианистка потрепыхается, погорюет, а там найдет себе кого-нибудь из своих, певца или композитора, или кто там у них в их музыкальной тусовке водится.
Андрей всегда завидовал людям с семьей, настоящей, чтобы поколения, чтобы свадьбы и похороны, дни рождения и юбилеи. Но главное, чтобы было тепло, чтобы его дочь тоже могла вот так однажды сказать: «Я делаю это ради тебя, папа», хотя он никогда не стал бы требовать от Мани такой жертвы – пошел бы и сам «успокоил» урода, посмевшего обидеть его девочку.
Он мечтал создать для Мани настоящую семью, с новогодней елкой и кучей родни за столом, взаимовыручкой, сопереживанием, принятием всех различий. Но в доме Синельниковых Маняшу в будущем ждало то же, что и ее мать: ханжество, лживость, пускание пыли в глаза, странные ритуалы. Понятно, почему Лариса выросла такой, почему бросила Андрея и даже с дочкой особо не жаждала встречаться. Андрей сразу вспоминал своего отца: редкие приезды, вымученное общение, подарки не по возрасту, переживания мамы и как следствие – ее болезнь. И все-таки семья у него хоть какая, но была: дядья не дали превратиться в маменькиного сыночка при «брошенке», закаляли племянника, как могли, иногда не зная меры. Жаль только, дед и бабушка рано ушли из жизни, не понянчили внука. Двоюродные братья-сестры не забывают, пишут, звонят по видео с далекого Урала, но близости особой между ними нет: слишком давно они не виделись, с тех самых пор, когда Андрей забрал мать и перебрался ближе к морю, где маме подходит климат.
Нет, у них с Маней все будет по-другому. То, на что Андрей сейчас решился, только начало его пути. Пока все, что он может предпринять, это попытаться исправить свою подмоченную репутацию и не давать Мане гнить в этом «уютном» Синельниковском мирке, где вся ее жизнь распланирована на сорок лет вперед.
Больше всего Андрей боялся, что пианистка даст задний ход – позвонит ему и скажет жалобно, запинаясь в своей манере:
– Простите, я… не могу, я долго думала, но не могу. Это все ложь! А я девушка честная.
Или что-то вроде того. Такие творческие интеллигенты склонны к самокопанию. И накапывают-то не всегда хорошее, а все больше плохое. И потом пошли-поехали страсти по Достоевскому. Андрей не любил Достоевского, он был большим поклонником французской литературы девятнадцатого века: балы, куртизанки, революции. Но пианистка держалась, хотя видно было, что дается ей это нелегко. Наверное, с детства привыкла