дней назад у меня гостил твой друг. Скажу честно, что впервые за свои шестьдесят лет я встретила столь странного юношу, обладающего утонченным вкусом и незаурядным умом. Если у тебя есть возможность помочь Ребу Климроду, то прошу тебя, Дэвид, сделай это с моей или без моей помощи. Я думаю, что сейчас он в этом сильно нуждается, хотя я и не услышала от него ни одной жалобы или просьбы…»
Вздохнув с облегчением, Дов Лазарус уселся в плетеное кресло «Парижского кафе», что на площади Франции в Танжере.
– Тебе заказать мартини? – обратился он к Ребу.
– Нет, лучше чай с мятой.
Лазарус заказал себе красный мартини, к которому пристрастился в последнее время, а также чай для друга. Помолчав немного, он завел разговор о золоте. Говорил на идише:
– В Танжер стекается контрабандное золото. Оно идет сюда со всей Европы, даже из Швейцарии. Надо учитывать и присутствие русских в Вене. Кто может сказать, сколько их будет еще сдерживать швейцарский нейтралитет? А еще тот факт, что закрыты рынки золота в Париже и Лондоне. Я уж не говорю об инфляции. Кстати, малыш, ты знаешь, что такое инфляция?
– Конечно, знаю, – равнодушно ответил Реб.
Когда они плыли сюда на пароходе «Дженне», Ребу исполнилось восемнадцать лет – где-то на середине пути между Марселем и Танжером. Они прибыли в марокканский порт, имеющий статус международного, и сразу же отправились в отель «Минза» на рю дю Статю. Здесь Лазарус снял для них два номера. Вскоре Лазарус отправился на деловую встречу, а Реб пошел побродить по городу. Он постоял немного в гавани, откуда открывался чудный вид на Гибралтар и мыс Малабата, погулял по улице Гран-Сокко.
До встречи с Довом оставалось свободное время, и Реб решил пройтись по базарам. Свой путь он начал с рю дю Статю, сплошь заросшей гибискусами и драценами. Это были очень древние растения, по утверждению некоторых специалистов-историков, им было по восемь столетий. У крытых ворот Мадубии он увидел человека, которого, несмотря на штатский костюм, усы и отросшие волосы, сразу же узнал. На одной руке был перекинут пиджак, а второй он вытирал носовым платком вспотевшую шею. Улыбаясь, он беседовал с английскими моряками, которые оживленно торговались с уличным менялой, стоявшим перед воротами Шеммарин. Этот человек не был ни Эрихом Штейром, ни Хохрайнером. Феноменальная память Реба запечатлела этого человека, которого юноша видел лишь однажды – 17 июля 1942 года в Белжеце. Человек затесался в ряды евреев, привезенных из Львова. Разговаривая безукоризненно на идише, он попросил всех написать письма родным и сообщить, что обращаются с ними хорошо, что их не ждет ничего страшного, что не стоит за них беспокоиться.
– Слушай, малыш, есть возможность сделать хорошие деньги. Очень скоро состоится собрание международной зоны, в котором заседают три марокканских еврея. С одним из них я только что встречался. Он сказал мне, что на этом заседании должно быть принято очень важное решение: выплачивать проценты на вклады в золотых слитках. Это значит, что