ракам.
– Знаешь, Мазин, это кушанье как-то не по мне, – сознался товарищу Петя.
– А какие еще фрикадельки тебе нужны? – ворчал Мазин, очищая котелок от вороньих перьев.
Ложась спать, Мазин размышлял о жизни:
«Учиться хорошо можно. В конце концов, это не такое трудное дело. Отвиливать, пожалуй, труднее».
И он твердо решил за себя и за Русакова выдержать экзамены на «отлично». История с мелом тоже повлияла на Мазина.
«В общем, все из-за одного лодыря вышло. Знай Петька грамматику, я бы не стащил мел. Не стащи я мел, Трубачёв не поссорился бы с Булгаковым, вот и все… А какие товарищи были Васёк и Саша! Трубачёв и сейчас за Булгакова вступился, когда я сказал, что Сашка нюни распустил… Гм… А в общем, какая это дружба! Из-за одного куска мела все вдребезги! Я бы так Петьку не бросил. Эх, жизнь!»
Мазин был благодарен Трубачёву за помощь по географии. Бывая у Васька в доме, он сблизился с ним и привык к нему, а поэтому всю вину перекладывал на Сашу, да еще в самой глубине сердца сознавал и свою вину, которую, в свою очередь, перекладывал на Русакова и, не в силах разобраться в этой путанице, засыпая, говорил:
– Эх, жизнь!
Глава 25
«Совершенно точно»
Васёк торопился. На втором этаже школы в пионерской комнате окна были освещены.
«Работают уже… Скорей надо! Сегодня Белкин переписывает, наверно».
– Иван Васильевич, Митя пришел? – спросил он, пробегая мимо Грозного.
– Нет еще… Сергей Николаевич в учительской, – сообщил Грозный.
«Эх, а я опоздал!» – подумал Васёк и, пробежав быстро по коридору, открыл дверь в пионерскую комнату.
Одинцов стоял посреди комнаты, держа в руках аккуратно исписанный листок. Ребята окружали его тесным кольцом. Увидев Васька, кто-то тихо сказал:
– Трубачёв!
Все лица повернулись к Трубачёву. Одинцов тоже обернулся и машинально спрятал за спину листок.
Трубачёв посмотрел ему прямо в глаза. Потом медленно протянул руку:
– Это про меня? Дай!
Одинцов, бледный, но спокойный, передал ему листок.
– Я не мог иначе… – сказал он.
Васёк пробежал глазами статью. Она пестрела его фамилией.
– Совершенно точно, – сказал он, криво усмехаясь и возвращая листок. – Совершенно точно… – повторил он и при общем молчании вышел из комнаты.
– Трубачёв! – упавшим голосом позвал Одинцов. – Ребята! Что же вы! Остановите его!
– Трубачёв! Трубачёв! – понеслось по коридору.
– Митя! Где Митя? – волновались ребята.
Саша Булгаков подошел к Одинцову и сел рядом с ним.
– Ты не из-за меня написал? – спросил он, моргая ресницами.
– Нет, я просто правду написал! – Одинцов поднялся. – Белкин, переписывай!
Ребята зашевелились, задвигались, горячо обсуждая случившееся.
Мнения разделились: одни обвиняли Одинцова и говорили, что он не должен был подводить товарища, другие защищали Одинцова.
– Он не имел права иначе! Он поступил честно! – кричали они.
В