я ходить не любил, я въехал в переплетение улиц и стал искать постоялый двор.
Сразу я его не обнаружил, зато по запаху нашел отличный трактир, к которому и направил свою лошадь. Это заведение с виду было довольно приличным. Сдав на входе лошадь подбежавшему мальчишке, я велел накормить ее отборным зерном и пообещал вознаградить за труды, а сам взял сумки (на всякий случай, столица все-таки) и зашел внутрь. Волна ароматов просто сбивала с ног, у меня сразу же потекли слюни, а желудок стал издавать звуки квакши в брачный сезон. Упав за свободный стол, я подозвал к себе одну из барышень, что ходила по залу с кувшином в руке, и заказал плотный ужин на двоих. Служанка умчалась за едой, а я стал оглядывать помещение.
Почти все столики были заняты людьми разнообразных профессий – от кузнеца-гнома, что сидел с бочонком пива, до воина с мечом за спиной. Некоторые вели тихую беседу, а многие просто отдавали должное еде. Видимо, заведение пользовалось популярностью, а драки тут случались весьма нечасто, в чем я успел убедиться, пошатав лавку, на которой сидел. Мебель к полу не была прибита, а значит, никто не опасался, что она будет использоваться драчунами в качестве последнего аргумента. Особый колорит придавал заведению певец, который на невысоком помосте в темном углу выводил что-то очень немелодичное под аккомпанемент расстроенного струнного инструмента. Этому инструменту я уделил внимание больше, чем певцу, чьи завывания заставляли меня кривиться, как от царапания по стеклу.
Инструмент в руках горлодера напоминал домру, но с большим количеством струн. Как он назывался, моя память подсказывать не желала, так как эльфы его не использовали, а гномы больше любили ударные. Я лишь недовольно поморщился, когда на особо сочной руладе певец выдал вопль, очень напоминающий тот, которым радовал зрителей Тарзан из старого фильма. Присутствующие также с недовольством посмотрели на источник этих дивных звуков, но так ничего и не сказали. Видимо, в столице все жители были намного цивилизованнее. В любом другом месте певцу просто велели бы заткнуться или дали домрой по голове, а здесь – культура, мать ее!
Вскоре мне принесли долгожданный ужин, за который пришлось выложить целых четыре серебрушки. Но, попробовав его на вкус, я понял, что оно того стоило! Нежное мясо так и таяло на языке, а великолепный грибной суп просто ошеломлял своим ароматом. Но не успел я насладиться и двумя ложками этого вкусного варева и управиться с хрустящей корочкой хлеба, как этот доморощенный соловей в углу опять сорвался на визг и начал елозить мне по ушам. Не выдержав, я встал и с грозным видом подошел к данному представителю искусства. Тот, видя мое приближение, съежился и постарался спрятаться за инструментом. Пение наконец-то прекратилось, и я вздохнул с облегчением. Да и не я один. Достав из кошелька серебрушку, я протянул ее музыканту и сказал:
– Возьми, вымогатель, только не пой больше!
Тот улыбнулся, сообразив, что бить его не будут, и серебро взял. Я пошел назад, но понял, что поспешил. Певец решил