ворота во двор. В углу в вольере растянулись борзые собаки. В конюшне ржали кони. Под окном у крыльца дома жевала сено гнедая лошадь с прозвединой на лбу.
На стук вышел военный в форме.
– В-Ваше превосходительство! – солдат хотел обратиться по-новому, но обратился по-старому. – Вы полковник Новиков?
– Как видите, – на плечах блестели погоны.
– Нас послали за вами. Велено привезть…
– А меня-то зачем? – спросил полковник.
– А мы почем знаем. Нам сказано привезть, значит привезть.
– Что ж, служба есть служба! Проходите, я соберусь…
Солдаты поднялись в дом, прошли в гостиную. По сторонам стояли огромные кресла, между которыми тянулся дубовый стол. Стены увесили картины в тяжелых рамах с видами скачек. Над комодом в кожаных ножнах висела шашка.
Солдаты заробели.
В гостиную вышел Новиков.
– Это за что? – солдат показал на шашку.
– За отвагу, – Новиков провел рукой по георгиевскому банту на груди.
– Надо бы забрать! Оружие…
Новиков медлил, а потом вытащил шашку из ножен, поцеловал и подал солдату.
– Вот это вещь! – расцвел солдат.
Новиков глянул в окно на лошадь:
– Позвольте с другом проститься?
– Как же не позволить?!
Солдаты даже не пошли следом. Остались разглядывать шашку. Видели: конь неоседланный, невзнузданный. На нем не ускачешь.
Новиков вышел во двор. Лошадь била копытом, косила глазом. Поняла хозяина с полуслова.
Новиков запрыгнул на коня:
– Дарьял, вперед!
Лошадь рванула с места.
Солдаты выскочили на двор, стрельбой всполошили грачей, разбудили борзых, которые заметались в вольере, в конюшне забегали кони. Взгромоздились на повозку – взвилось кнутовище.
Дарьял вылетел на простор и, радуясь свежему ветру, поскакал к Дону. Вдали виднелась синяя кайма высокого берега реки. Всадник обхватил шею лошади и теперь с каждой секундой растворялся в степном море. Полоса поля впереди стремительно сокращалась. Приближался обрыв. Взмыленный Дарьял осел и съехал по глине к кромке берега. Ступил в воду и поплыл через Дон, еще не вернувшийся после разлива в привычное русло. За лошадью, как за лодкой, разошлись волны, вокруг крутило воронки, грозя затянуть в мутные воды. Новиков похлопывал по крупу и не оборачивался.
Когда Дарьял взобрался на бугор правого берега, солдаты только подъезжали к реке. Новиков слез с лошади, стянул сапоги и вылил воду. Выжал мокрые брюки и полы мундира. Развесил одежду на ветках боярышника, обсыпанного бисером мерзлых ягод, и помахал солдатам, повернувшим вдоль реки:
– Горе луковое! Хотели меня взять! Да вам коров нельзя доверить пасти! Жаль вот шашку…
Видел, как блестела на солнце рукоятка в ножнах у солдат.
Стало темнеть. Новиков натянул подсохшую форму, запрыгнул на Дарьяла и свернул в рощу. Скакал извилистыми лесными тропинками, обогнул село Губарево с его кирпичной церковью и высоченной колокольней, миновал низину у Приволья, где когда-то казаки пытались арестовать моего