Выборгскую сторону.
– От немцев уходите?
– Да. У нас, наверно, бой будет… Там стреляют.
Они дошли до Литейного моста и здесь расстались. Мишка свернул на набережную. Он шел неторопливо, обдумывая все то, что видел, слышал и пережил за эти короткие дни. Вспомнил проводы отца, дым пожаров, отряды ополченцев, разрывы бомб, их жуткий вой. Раньше слово «война» не вызывало в нем никаких представлений, кроме картинок, которые он видел в книгах да в кино. Теперь перед ним начинали вырисовываться контуры чего-то жестокого, громадного, что неумолимо надвигалось на всех, грозило раздавить, убить, разрушить. Мишка еще не видел близко крови и смертей, и поэтому образ войны только намечался в его сознании.
Пройдя Летний сад, Мишка свернул к Марсову полю. Вдруг что-то ударило в землю, и раздался страшный грохот. Не успел Мишка сообразить, что случилось, как последовал второй оглушительный взрыв, крики людей, звон разбитых стекол… Мишка выбежал из-за угла. Навстречу ему бежали перепуганные люди. Недалеко, в каких-нибудь ста метрах от него, стояло большое облако дыма. Снова что-то засвистело в воздухе и грохнуло, но уже дальше.
Это был артиллерийский обстрел. Первый снаряд ударил около Электротока* и убил проезжавшую лошадь. Кучер каким-то чудом остался жив. Второй снаряд упал около трамвайной остановки, недалеко от памятника Суворову, и ранил постового милиционера. Затем снаряды стали ложиться ближе к Невскому. Люди бежали и прятались кто куда. Более хладнокровные, в том числе и Мишка, бросились помогать пострадавшим. Раненого милиционера унесли в подворотню. На асфальте осталась небольшая лужа крови. Лошадь долго еще билась в судорогах, и ей ничем нельзя было помочь.
Осмотрев воронку, постояв немного около убитой лошади, Мишка направился к трамвайной остановке.
– Это цветочки. Ягодки будут впереди, – зловеще сказал пожилой мужчина в больших роговых очках.
– Да. Лапы у немца длинные. Середину города из пушки достал. Теперь держи ухо востро. Теперь мы на фронте.
Мишка внимательно посмотрел на двух говоривших мужчин. Оба они были пожилые, хорошо одеты, с портфелями.
– По правилам – город не удержать, – сказал один. – Артиллерия бьет по центру, а если они решатся на штурм, от Ленинграда ничего не останется.
– Не так страшен черт, как его малюют.
– Вы, видимо, имеете смутное представление о силе и технике немцев.
– Я-то имею представление. С четырнадцатого года по семнадцатый с немцами дрался. Пойду и теперь, если понадобится, а Ленинграда не отдадим.
– И я пойду, – вмешался Мишка.
– Правильно, парень.
– Ну, если мы еще и грудных младенцев в атаку пошлем…
Мишка хотел было отру гнуться, но его перебил второй:
– Тихо, паренек! Ни к чему спорить. Человек от страха рассудок потерял и всякие глупости говорит. Пускай…
Подошел трамвай, и они разошлись в разные стороны. Мужчина в очках сел в первый вагон, а Мишка направился в последний. В вагоне говорили об обстреле, хмуро разглядывая из окна воронку