немного поработать вне штата в «Планете Кофе». Не знаю… Может быть, потом стать пекарем?
– А путешествовать или…
– Возможно.
– Тебе стоит научиться играть на гитаре. Я всю жизнь мечтал выучиться играть как Боб Дилан. Знаешь, чуть ли не больше всего в жизни я жалею, что не умею играть на гитаре.
Это ты жалеешь, папа…
– Возможно, – вру я, хотя это означает категорическое «нет». – А лучше я усовершенствую искусство изготовления шоколадного фондю.
– Ну конечно, – говорит он, но явно разочарован.
– А тебе еще не поздно научиться играть на гитаре, пап.
– Нет…
Обкусанными кончиками пальцев он собирает со стола крупинки коричневого сахара. Он употребляет только коричневый – считается, что такой полезнее. Якобы фермерский. Я думаю обо всех его привычках и повадках, которых не вижу теперь, когда он живет отдельно от нас. Когда я не знаю его так же хорошо, как раньше. Он всегда выбирает натуральное. Если вареные яйца экологически чистые, сок свежевыжатый, кофе свежесмолотый, а пиво из бочки, он и доволен.
– Так значит, вот как. – он слегка оттаивает. – Значит, теперь по Лондону будут бегать две мои шальные девчонки! Что это у тебя?
– Дневник питания.
– Ты же не собираешься записывать туда то, что я сказал о маме? Наподобие репортера?
– Нет, папа. Это часть нашей с мамой сделки. Я ухожу из школы и за это заполняю его каждый день, чтобы показать медсестре. Из-за астмы.
– Сделка с мамой? Она тебя шантажирует? Невероятно. В этом она вся.
– Так велела медсестра.
Отец несимпатично складывает губы.
– И что это будет? Череда признаний в любви еде?
– В основном да. Преимущественно неразделенной.
Папа сочувственно гладит меня по плечу.
– Можешь написать там о моих чувствах к твоей маме. Если она прочитает – как думаешь, она прочитает? Ты ведь можешь рассказать ей, что я все еще люблю ее?
– Она знает, что ты ее любишь, папа.
– А можешь сообщить ей, что я сегодня выглядел настоящим красавцем?
– Нет, пап, это же дневник, тут надо писать правду. В этом весь смысл.
Бейквелский пирог
– Небось считаешь меня дурой, – накидывается с порога Дав. – В точности как тогда, когда вы с папой обхитрили нас с мамой, пошли и прокололи тебе уши. А я сидела дома.
– Не понимаю, о чем ты, – говорю я. Очередное вранье. Половина удовольствия от проколотых ушей заключалась в том, что я знала: Дав будет завидовать. Это и помогло мне вытерпеть жгучую пульсирующую боль.
– Не понимаю, почему тебе понадобилось бросать школу.
– Я старше тебя.
– Всего на три года, и тебе еще полагается учиться.
– А я и учусь. – И добавляю делано снисходительным тоном: – Человек никогда не перестает учиться, Дав. – Если в конце прибавляешь обращение по имени, получается еще назидательнее. Я предпочла умолчать