привычного. Рассматривала пассажиров, стюардесс. "Красивых девушек стараются брать на работу. Ну да, чтоб нам приятнее было лететь. Наверное, это правильно. И парни есть. А как их называют? Стюард?". Расслабилась и задремала. Разбудил голос капитана корабля, который сообщал, что через несколько минут самолёт совершит посадку в пункте конечного направления, что полёт прошёл успешно. "Ну и хорошо. Долетели. Любопытно что нас здесь ждет".
В первые пару дней они не входили в море. Девочка не просила, мать не предлагала, было боязно. Они подолгу сидели на берегу, прикрывались от палящего солнца. Анюта пристально вглядывалась вдаль, вглубь моря, как будто пыталась что—то там увидеть. Очень внимательно провожала взглядом каждый изредка проплывающий пароход, каждую лодку, как будто искала кого—то. Они долгими часами наблюдали как бегают вокруг мокрые детки, играют с мячиком, болтают с родителями, кричат, маленькие плачут, как барахтаются в воде, обливают друг друга и радуются этому. Вокруг была живая, отпускная жизнь. Две женщины – маленькая, но повзрослевшая и взрослая, но с душой подростка просто молчали. На редкие осторожные вопросы мамы девочка отвечала скудно односложно "да, мамочка". Больше она не проронила ни слова за несколько дней отдыха. На четвёртый день мать взяла нежно за руку и попросила "пойдём ножки только помочим". Обе молча стояли у самого берега, вода прикрывала щиколотки ног. "Хочешь искупаться?" – решилась мать. Девочка задумчиво покачала головой, оглянулась взглядом вдаль моря и повела мать на песок. В отеле они молча ели, дочка ела мало и без аппетита, молча смотрели телевизор, иногда женщина пыталась что—то спросить, в ответ снова слышала тихое "да, мамочка" или отрицательное качание головой. В последний день отдыха они также долго просидели у моря. И каждая думала о другой. А вместе они думали об одном и том же. И каждая понимала другую. Женщина, стараясь улыбнуться, сообщила "давай собираться, дочка, а то в аэропорт опоздаем". "Он снова уплыл в свои дурацкие моря?" – вдруг прошептала девочка. Это прозвучало из самой глубины детского сердца. Прозвучало шёпотом, а матери показалось, что прозвучал оркестр, что прогремел гром. Она проглотила "слюну неожиданности", помолчала задумавшись. Что она должна была ответить родному ребёнку если у неё, у взрослой не было ответа на страшный вопрос. Снова заставляя себя улыбнуться, мать спросила: "кто?", хотя обе прекрасно понимали о чём говорят. "ОН" – тихо, но с внутренним надрывом повторила дочь, резко взглянула вдаль моря, и чтобы по—детски не разреветься, повернулась и поковыляла от моря. В маленьком горлышке стоял огромный комок страданий, глаза готовы брызнуть тонной жидкости. Сколько воли требовалось маленькому созданию, чтобы сдержать этот огромный натиск горя и обиды. Это – огромный позор взрослого подлого человека – самого близкого и одновременно самого далёкого.
О, Небо, прости меня. Но не его!.. Мать, подавляя всё, что вырывалось из глубины души, смешение жалости к себе, к дочери, злобу