нечего, как нечего и пить.
Снарядов – «ноль» и мины на исходе.
Эскадру ждут – «Она уже спешит,
Четырнадцать идут. Они уж на походе».
Но только здесь не Крит и не Дюнкерк
Не близкая душой Одесса-мама.
«А если не достанет мест на всех,
Тогда уйдем мы в горы к партизанам».
Держались ночь, держались еще день.
Потом по новой – день и ночь еще держались.
За каждую воронку, камень, каждый пень,
Они за честь страны своей сражались.
Но тщетно все… Нет у причала кораблей.
Прорыв на Балаклаву в крови захлебнулся.
Стрелялись комиссары в нишах галерей…
Творился ад. Бог почему то отвернулся…
Тот редкий случай, когда не было измен.
Готов был каждый к бою, и ко смерти.
Пугал бойцов один лишь только плен
Поэтому и дрались словно черти.
Ножи, дубины и саперные лопатки
В ход все пошло что было под рукой
Зубами в горло. Злой, звериной хваткой
Приморская вела последний страшный бой
Нет сил держаться за мирскую твердь?
Сломался стержень иль разум помутился
Два выбора осталось: плен и смерть
А тут уже на что ты сам сгодился.
И прыгали с обрыва в море, в камни.
С отчаяньем помянув святых
И верили они что гениальный Сталин
Впоследствии за смерть их отомстит.
Безумству храбрых пели громко песни
Ведь если есть соломинка – держись
По-всякому – жизнь смерти интересней
Хотя и сложная все ж штука – жизнь.
Но раз ты жив – еще на что-то годен
Судьба потом определит – на что и как
Сумеешь пользу принести народу
Ну а пока… пусть торжествует враг.
Их выгоняли где прикладом где штыками.
Сгоняли в кучи, превратив людей в стада.
Кто был бессилен тут же добивали.
Что жизнь плененных? Пыль и ерунда.
Отдельно комиссаров и евреев,
Их далеко нет смысла отводить —
Ближайшие окопы и траншеи
Чтоб было беспроблемней хоронить…
Их повели. Нестройною колонной по четыре.
Растянутый на много километров строй
Обочины дорог стали могилой
Давая обессилившим и умершим покой
Голодные, безумные от жажды
Казалось сломлен, раздавлен и разбит
Прав Фридрих Прусский был сказав однажды
«Убивши русского попробуй повалить…»
Вели их долго. Пить давали.
У стадиона даже что-то дали съесть
Затем границы строя подровняли
И разрешили на часок присесть
Потом подняли, снова их погнали
По пыльным улицам с развалами домов
Где год назад и про войну не знали
Фашистов не воспринимая за врагов…
На постаменте из-под адмирала,
Великий Ленин с указующим перстом
Смотрел