Она растирает большим пальцем покрасневшую ладонь.
– Почему ты не играешь с другими девочками? – спрашивает он.
– Они не мои подруги.
Дядя шикает на детей, показывает на дом, и все направляются к двери. Мальчики постарше задерживаются, зная, что скоро наступит время молитвы. Отец кладет руку ей на голову, и рука оказывается очень тяжелой. Хадия слегка приподнимается на носочках, чувствуя давление. Ей хочется спросить, помнит ли отец, как она взбиралась ему на спину и рвала сливы. Но прежде чем Хадия открывает рот, он протягивает руку, берет плод и тянет его к себе. Ветка немного наклоняется, и она видит маленькую темно-фиолетовую сливу, которую отец протягивает ей.
– Спасибо, – мямлит она, – и за праздник тоже.
Он кивает. Оба поворачиваются к мужчинам, помогавшим расстилать белую ткань на газоне. Мужчины собираются в ряд на траве. Она знает, что отец скоро уйдет, чтобы занять свое место в ряду молящихся. И тут он, словно услышав ее мысли, говорит:
– Теперь ты тоже должна начинать молиться.
Хадия смотрит на него. Чувствует, что он гордится ею. Когда она стоит рядом с отцом, ей кажется, что она все может. Он снова кладет ладонь на ее голову. Она перекидывает сливу из одной руки в другую, ощущая ее вес.
– Папа!
– А?
– Как ты считаешь, мне следует носить хиджаб?
Кто‐то начинает читать adhaan, призыв к молитве. Хадия видит, что Аббас Али нашел место в ряду молящихся, хотя для него это вовсе не обязательно. Ему тоже девять, но он может не молиться, пока ему не исполнится пятнадцать. Ему никогда не придется носить хиджаб. Мальчишкам так везет! Интересно, счастливы ли родители иметь такого сына? Знают ли, что он старается делать добро? И делает ли Бог в сердце отметку, противоположную черной точечке, когда кто‐то совершает добрый поступок? Что‐то вроде золотой точечки?
Ветер раздувает его зеленую футболку. Отец молчит в продолжение всего adhaan. Призыв к молитве закончен, и Хадия знает, что в ее распоряжении есть маленький временной интервал до второго призыва. Наконец он отвечает очень медленно, словно тщательно выбирает каждое слово:
– Думаю, что следует. Было бы хорошо, надень ты хиджаб. И такова традиция. Ходить без хиджаба – грех. Но… это твое решение.
Она смотрит на его темный силуэт на фоне слепящего солнца. Она не морщится. Не мигает. Только дергает маленькую прядку волос, не вплетенную в косу: мягкий, похожий на кисточку хвостик, который колется на конце.
Он открывает дверь отцу и сразу понимает: случилось нечто ужасное. Ливень барабанит по крыше, стекла дребезжат от ветра – внезапная буря, которая всего час назад была легким дождичком. Хадия все еще дома на каникулах, и все трое как раз допоздна читали в ее комнате. Амар боится спросить отца, что произошло. Он бледен, строгое лицо необъяснимо смягчилось. Он одет в застегнутую на все пуговицы рубашку и брюки, хотя уже начало второго ночи и он давно вроде бы лег спать.
– Старший Али, – начинает отец, но голос срывается.
Именно