мусорный побег.
Для такой уборки лучше всего годились солнечные дни, поскольку стекло и черепки блестели. Многое из этого я закопал на месте старого кострища в нижней части сада, в огромной яме, которую закрыл травой, когда начал строить галечный сад.
На открытии галереи я рассказал о своем саде Мэгги Хэмблинг и добавил, что собираюсь написать об этом книгу.
Она сказала:
– Значит, ты, наконец-то, открыл природу, Дерек.
– Думаю, это не совсем то, – ответил я, думая о Констебле и Кенте Сэмюэля Палмера.
– А, понятно. Ты открыл современную природу.
В июле мой берег украсили два вида дикого мака – Papaver dubium и полевой мак-самосейка Papaver rhoeas. Я аккуратно собрал семенные шапочки и разрыхлил граблями почву, поскольку маки любят расти в свежевскопанной земле. Остальные семена разбросал по округе… Некоторые всходы уже два дюйма в вышину, но их, похоже, очень любят слизняки; впрочем, побеги выживают и скоро вырастают вновь.
В прошлом году я снимал маки и летавшую над ними пчелу, вставив эти кадры в «Военный реквием». Маки появляются во многих моих фильмах: «Воображая октябрь», «Караваджо», «Прощание с Англией» и «Военный реквием».
Это мак
Цветок полей и пустошей
Кроваво-красный
Два чашелистика
Опадает быстро
Лепестка четыре
Много тычинок
Лучевидное рыльце
Много зерен
Чтоб хлеб посыпать
Хлеб насущный
Вплетенный в венки
В память о мертвых
Приносит грезы
И сладость забвенья[1].
Настоящий летний день; облачная гряда несколько раз то наступала на Несс, то отступала обратно. К трем начался отлив, и я за час по песку дошел до магазина Джека купить сигарет. По пути видел двух испачканных нефтью кайр: одна была уже мертва, другая не двигалась. Почти ежедневно я вижу на берегу мертвых или умирающих птиц. У меня не хватает смелости убить их; завтра, конечно, они будут мертвы и разорваны на части воронами-падальщиками, которые бродят неподалеку от чаек, ожидая конца.
Вернувшись домой, я закурил и отправился в сад, где, к моему удивлению, зацвел розмарин.
В прошлом году ледяной февральский ветер едва не погубил мои цветы – в апреле они были почерневшими, грязными, но лето оживило их, и они превратились в сильные, здоровые кусты около фута высотой. Розмарин – Ros marinus, морская роса, – оказался довольно стойким. У моего соседа есть древний кривой экземпляр; во всех садовых книгах непременно упоминается, что он не выносит ветер, но трудно вообразить себе более ветреное и открытое место. Томас Мор, любивший это растение, писал: «Что до розмарина, я позволил ему украсить собой все стены сада, но не потому, что его любят пчелы, а потому, что это растение, посвященное воспоминаниям, а значит, дружбе. Если у кого-то есть веточка, все ясно без слов».
Растение