свою комнату и проспится. Утром поговорим.
– Не поговорим! – оскалился я. – Я не хочу с тобой ничего обсуждать!
– Это не тебе решать. Иди в свою комнату.
Я не двинулся с места. Всем своим видом я выказывал полное неповиновение отцовской воле.
– Пожалуйста, Никит. Иди поспи, – сказала мама, поглаживая мою куртку. – Я тебя прошу. Не надо опять устраивать сцену.
Оградительные сооружения рухнули, и я повиновался. Её нежному голосу и добрым глазам было невозможно отказать.
Так и оставив ботинки стоять в коридоре, я направился в свои апартаменты. Войдя в комнату, я, не глядя, бросил куртку на пол, стянул джинсы и рубашку и завалился спать. Несмотря на взбудораженное сознание, сон сморил меня сразу. Как под действием снотворного, я провалился в забытье, думая, что завтра соберу вещи и уеду к Лёхе.
13 ноября, четверг
Идея переезда к Ёлкину не оставляла меня всё утро, выдавшееся на редкость тяжёлым. Голова просто раскалывалась. И я оказался прав: на щеке всё-таки остался едва заметный след. Глядя на это, хотелось и вовсе уехать в другой город, а не просто к Лёхе. Останавливало только то, что мама будет с ума сходить, а расстраивать её я не собирался.
Чтоб ты знал, дневник, такая сцена в нашем доме далеко не первая. Однажды родители заявились посреди очередной моей вечеринки и впервые застукали в компании не совсем трезвых подростков. Тогда даже мама назвала меня оболтусом и самолично выставила за дверь всех моих приятелей. За что я про себя отблагодарил её – эти ребята опустошили почти весь наш холодильник и мои личные запасы спиртного, которое довольно сложно достать, когда тебе пятнадцать лет.
Второй яркий пример: вызов к директору школы моего отца из-за того, что я сломал школьную парту, а перед этим прошёлся отборной руганью по учительскому самолюбию. Папа заплатил за парту и, вероятно, положил на лапу директору, а после, во время наших редких встреч за ужином даже со мной не разговаривал. Но я был прав. Есть учителя, как учителя: строгие, добрые, справедливые. А эта оказалась подлой. И ещё какой!
На тот момент в школе мало кто знал, что мой отец, Антон Сергеевич Ветров – владелец крупной компании. И училка отрывалась по полной. Поняв, что я особо не учу уроки и списываю домашку у прекрасного пола, она стала каждый урок вытаскивать меня к доске, напоминая мне и всему классу о том, какой я непроходимый тупица, раз не знаю наизусть всю таблицу синусов-косинусов и формулы, которые даже отличники помнят не всегда. И ладно бы просто ругала, но нет, она хотела унизить, втоптать в грязь. Мне оставалось только ругаться про себя, склонив голову и иногда пытаться возразить.
В очередной раз на уроке Горгона, как мы за глаза называли эту стерву, решила высмеять мои способности к решению задач с трапециями.
– Так, к доске выходит Ветров, – гаркнула она, хлопнув по столу классным журналом. – Если на этот раз ты хотя бы додумаешься, как начертить трапецию и записать условия задачи, то я тебе двойку ставить не буду.
Это было очень мило с её стороны и, скорее