tion>
Вместо пролога
Он слышал лишь оглушительный звон в ушах, который вскоре превратился в нудное гудение, постепенно сошедшее на нет. И ничего не видел, кроме редких сполохов искр во мраке. Потом и они исчезли, оставив лишь тьму и тишину. Ни единого запаха и нет вкуса. И совершенно не чувствовалось тела. Сознание, устав биться в панике, неспешно, но неотвратимо пришло к покою.
И тогда всё изменилось.
Внезапно он ощутил вибрацию всей кожей, от макушки до пят. Источником этого, как он вдруг с удивлением понял, оказался голос маленькой мёртвой девочки. Теперь звук он воспринимал осязанием. И это не пугало, а скорее удивляло. Будто где-то в подсознании, в глубинах реликтовой памяти спинного мозга он понимал, что на самом деле так и должно было быть изначально. Вот только досадные помехи мешали ранее осознать это и принять, как норму. Вернее, просто вспомнить свой первый миг, когда ещё не было ничего, ни света, ни запаха, ни вкуса, только вибрация, которая исходила откуда-то сверху и являлась единственным, из чего состоял тогда весь его маленький мир.
Возвращение к началу.
– Не бойся! – задорно сказала она, и кожа его мелко приятно задрожала. – Иди сюда! Дай руку!
Прикосновение.
Теперь он увидел бесконечные разноцветные неоновые полосы, прихотливо сплетающиеся в спирали и узлы. Так он чувствовал тактильный спектр. Глазами или чем-то, их заменившим. Но по ощущениям точно знал, что маленькая мёртвая девочка протянула свою ладошку и ухватила его запястье, приглашая за собой и стараясь помочь.
А в то, чем теперь являлись его уши, вдруг ударил вкус молодой травы под стопами, свежего, как мятный леденец, ветра и приятное амбре с молочными нотками от самой его спутницы.
Все органы восприятия легко и естественно поменялись местами. Но теперь это казалось единственно верным и правильным порядком. Именно так он и представлял себе этот новый невероятный и диковинный мир. Который непостижим до самой крайней черты, такой призрачной и такой непроглядной. Хотя она отделяет его от привычного мира настолько иллюзорно, что отныне видится тоньше волоса.
И в то же время этот новый мир оказался теперь таким знакомым, таким неуловимо забытым на долгие годы, составившие целую жизнь. Жизнь длинную, взбалмошную, суетную, но необходимую, как шаг в верном направлении. Без этого шага не может быть дороги. А теперь шаг сделан, и дорога развернулась под ногами, бесконечная, манящая, великолепная…
– Ты хороший! – сообщила маленькая мёртвая девочка, здесь оказавшаяся совершенно и сказочно живой. – Ты справился!
– Я лишь сделал, что должен, – улыбнулся он, растянув губы, ощутив новые странности. Улыбка была клубничного вкуса, а его голос будто проливался мимо него извне, заставляя мир вокруг подёргиваться рябью. – Но, теперь понимаю, что это не имеет никакого значения. Как мы все были слепы и глухи! Как же зря мы боялись такого естественного, как дыхание явления! Того барьера, как мы его себе представляли, который есть лишь порог в новую удивительную жизнь!
– Да! – так же озорно, как и в первый раз, воскликнула маленькая мёртвая девочка. – Мы оставили их там, за спиной, в их маленьком болотце. А нас ждёт целый большой и свежий океан! Ты бывал на берегу океана?
– Нет.
– Так пойдём скорее! Нас ждёт много интересного.
А потом потянула его вновь и добавила уже серьёзно:
– Целая бесконечность…
1
Вспышка.
Свет в конце тоннеля.
Многие умершие, по слухам, видят его. Даже слышат нечто, наполняющее тоннель звучанием. То ли хорал ангелов, то ли последние колебания жидкости, наполняющей внутреннее ухо, то ли просто беспорядочная агония распадающегося мозга. И ещё многие умершие, тоже по слухам, имеют удовольствие наблюдать, как перед ними проносится или мелькает, или разворачивается картинами вся их прошлая жизнь. Что же досталось ему? Первое?
Свет был тускл и неверен. А вокруг распростёрлась мягкая и тёплая тьма и пустота. Пустота, хоть и оказалась тёплой и приятно упругой, стала толчками выдавливать его к свету. А ему не хотелось. Ему хотелось остаться тут, в тиши и покое, как водолазу под «колоколом», случайно ушедшим на дно. Но бархатное нечто, облегающее его обоюдно повсюду, осторожно, но настойчиво продолжало выгонять его к свету.
Тогда он протянул руку вперёд, желая остановить бессмысленное неумолимое выдворение, и удивился. Рука оказалась крошечной, жёлто-розовой, прозрачной. Внутри видно было маленькие хрящики вместо костей, а ладонь упёрлась в прозрачно-мутную стенку околоплодного пузыря. Он наблюдал своё рождение. Он не мог этого помнить, но помнил! Значит, это не то самое последнее видение пресловутого тоннеля, а как раз панорама пролетевшей жизни…
Вспышка.
Сейчас он почему-то наблюдал себя со стороны. Маленького, сидящего в песочнице, измазанного и сосредоточенного, закусив губу, лепящего куличи. И где-то на краю горизонта, на него пала тень мамы.