ми до углей поленьями, стол со скамьёй, и он за столом. Он забыл обо всём; забыл, куда шёл. Впрочем, нет. К любимой… Но как её зовут? Он о чём-то говорил с ней по телефону, там, на улице, где ночь и проливной дождь. Это воспоминание заставило его поёжиться. Сейчас куртка и свитер уже почти высохли на нём.
– Телефон! Где он? А, вот… – выключился ещё там, во время разговора… Он попытался включить мобильник, – никаких признаков жизни.
«Хреново!» – Подумал он. Спрятал телефон, достал сигареты, закурил.
Перед ним на столе стоял глиняный горшочек. Некоторое время назад горшочек был полон вкуснейшей каши. Теперь в нём оставалась лишь сиротливо-грязная деревянная ложка. Он не задумывался о том, что каша, вероятно, была приготовлена для кого-то другого. Он просто вошёл в избу, сел за стол, – больше некуда было, – а на столе уже стояла горячая каша с воткнутой в неё ложкой.
«Странно как-то…» – рассеянно подумал он, пуская дым носом. – «Откуда эта изба? Почему я здесь? А, ну, на дворе дождь, вот я и зашёл… И что, так и скажу хозяевам? „Прятался от дождя и съел вашу кашу?“ Ну, это ведь не преступление! Заплачу им за кашу, и за гостеприимство.»
Он начал осматриваться, при этом, чувствуя, как его клонит в сон.
«Этого ещё не хватало! Тут ведь и спать негде. Одна скамья. А, вон, на печи место, какими-то одеялами застелено. Но это не даёт права… Нужно идти! Нужно успеть к рассвету! Куда? А, в село. А зачем? Чёрт! Что такое с памятью стало?!»
А дождь за окном, казалось, ещё гуще стал лить…
– Ничего, посижу пока, потом пойду. Не вечен же этот дождь,
Он бесцеремонно погасил бычок о стол, не видя, куда его деть и не в силах вообще встать из-за стола. В избе было так тепло!
– А подарок?! – вскинулся он; пощупал в кармане, нашёл, успокоился, опять положил голову на руки. Поднял голову, задумавшись. – Кому подарок? А, короче, потом вспомню.
Какое-то неприятное воспоминание примешалось в связи с мыслью о подарке, но он уже не стал за него цепляться. Волны тепла и сытого блаженства уносили его вдаль.
2. День рожденья (2010 год)
Георгий Петрович с внучкой Катенькой выехал спозаранку в лес. Катеньке сегодня исполнялось восемь лет, и одним из праздничных мероприятий рачительный дед счёл сбор грибов в осеннем лесу.
Лес находился в трёх километрах от их села. Лес был небольшой, но густой и внушительный благодаря мощным, кряжистым дубам.
Катя уже нашла два белых гриба приличного размера, и была очень довольна собой. Она шла, останавливаясь под каждым деревом, внимательно переворачивая палочкой лежалую, мокрую листву. Метрах в десяти от неё шёл дед. Его корзинка была уже наверно наполовину полная. Ну, так он опытный грибник! Что тут скажешь?
Через лес шла тропа, выходящая на той стороне на трассу, за которой уже начинался город. Наши грибники, чтоб не заблудиться, придерживались этой тропы, продвигаясь по разные стороны от неё. После ночного дождя листва была очень мокрой. Дождь закончился всего часа три назад, и с деревьев, при дуновении ветерка, ещё капало. Было несколько зябко, однако встававшее солнце, освещавшее лес косыми лучами, обещало тёплый день.
– Чего остановилась, Катюша? – весело крикнул дед.
– А, да так… Задумалась, – ответила Катенька и, чуть поёжившись, отвела взгляд от искрившейся на листике росинки.
Но не успела она сделать и пары шагов, как внезапно явившееся зрелище остановило её снова. На земле валялась какая-то большая, чёрная тряпка. У девочки бешено заколотилось сердце. Она осторожно подошла поближе. Это был свитер, свитер взрослого человека. Она видела подобные у папы и у деда. И она узнала этот предмет одежды, несмотря на то, что он был изуродован, – разорван от воротника почти до пояса, и один рукав лежал отдельно, оторванный на уровне локтя. Но не это было самым страшным. На остатках свитера были красно-бурые пятна. Особенно обильны они были в местах разрывов. Кровь.
Катя в ужасе закричала.
Сбор грибов был прекращён. Георгий Петрович был напуган не меньше внучки. Перед ними была маленькая полянка, даже скорее проплешина какая-то среди леса, на которой почти ничего не росло. На «поляне» тут и там были разбросаны обрывки того, что ранее было чьей-то одеждой. Ему в глаза бросился кроссовок. Он был страшно вывернут наизнанку и тоже запачкан кровью.
Тела несчастного нигде не было видно. Оно и к лучшему, подумал, Георгий Петрович. Судя по состоянию одежды, это было бы уж чрезмерным испытанием для психики малышки. Он взял за ручку плачущую и дрожащую девочку и повёл её к машине. Он не заметил, как она подняла нечто, валявшееся рядом со злополучным свитером, и сразу спрятала в карман своей курточки.
Сидя в машине, Катя нащупывала маленькую коробочку, не решаясь достать её. Она понимала, что сделала что-то непозволительное, но, в то же время, чувствовала, что права. А в подобных обстоятельствах, – она в свои годы уже это усвоила, – нужно хранить поступок в тайне.
– Деда!
– Что,