закричал дедок. – Дозволь, я офицерика срежу! Красивый офицерик!
– Не надо! – ответил Фома, прищурившись за своим пулеметом. – Счас каждый патрон дороже того офицерика. А ну как отбиваться придется?
Но шкуровские всадники начали поворачивать. И даже те, что были в рубке, под разбойничьи посвисты командиров тоже стали выходить из боя.
– Похоже, драпают! – процедил сквозь выщербленные зубы Фома. – Все! Считай, станция наша!
Станция Волноваха оповещала о себе сбитой набок простреленной вывеской, порушенной водокачкой, штабелями шпал, которые недавно были огневыми точками.
Махно, соскочив с коня, пошел по перрону. Следом за ним неотступно следовал Юрко.
В разгромленном станционном буфете уже суетились Черныш, Озеров и остальная команда. Приспосабливали помещение под штаб.
– Шкуро отходит к Анадолю, – сообщил Черныш. – Но если назад попрет, отбиваться будет нечем.
Нестор кивнул и пошел осматривать зал ожидания. Открыл какую-то дверь. Перед ним вытянулся по стойке «смирно» телеграфист.
– Связь с Крымом есть? – спросил Нестор.
– Вроде аппарат не успели поломать. Попробуем.
– Стучи! «Симферополь, начдиву Дыбенко по месту нахождения. Вверенная вам Третья бригада, исполняя революционный долг и неся тяжелые потери, заняла Волноваху. Крайне нуждаемся в боеприпасах. Жду у аппарата. Батько Махно».
Он уселся у окна, стал наблюдать, как оживает еще несколько минут назад безлюдная станция. Громыхая сапогами, прошел взвод бойцов. Появились, осторожно оглядываясь, местные жители. Паровоз протащил несколько платформ с трехдюймовками. На ходу с подножки соскочил Павло Тимошенко.
– Артиллерия приехала, – сказал Нестор подошедшему к нему Чернышу.
– А что в ней толку? Без снарядов.
Начал стучать аппарат Юза.
– Есть связь! – обрадовался телеграфист.
Нестор принял ленту, зачитал Чернышу:
– «Волноваха, батьке Махно. Боеприпасов для вас не имею. Но располагаю достаточным количеством веревок и фонарных столбов. Надеюсь на скорую встречу… Генерал Слащёв»… Это шо ж получается? Дыбенко ще не взял Симферополь?
– Может, город переходит из рук в руки? – предположил Озеров. – Обычное дело на войне.
Махно медленно прошелся по залу ожидания. На добротных дубовых скамейках, на соломе, брошенной на каменный пол, лежали раненые махновцы. Слышались стоны. Между скамейками бродили медсестры и Галина Кузьменко. На них были накинуты, за неимением халатов, белые простыни.
Двое пожилых селян пронесли мимо еще одного умершего. Положили в темном углу рядом с еще несколькими мертвыми махновцами.
Галина подошла к Нестору. В руках она держала глиняный глечик.
– Вот, Нестор! – сказала она. – Это все наше лекарство. Вода. И ничего больше.
Махно не ответил, пошел дальше. Вышел на перрон.
Распахнулось окно, в него выглянул телеграфист:
– Батько!