мол, он тоже оказался везунчиком по жизни и судьбе что при первом самозванце, что при втором.
А владыка Кирилл строго поглядел на Пожарского и сурово, глядя тому прямо в глаза, отчеканил:
– Князь Василий Голицын возглавил посольство от московских бояр к королю Сигизмунду, чтобы просить короля отпустить его сына королевича Владислава быть царём на московском престоле. Нечего ставить пример везучести Голицына в политической карьере, мол, он, убив семейство Годуновых, получил расположение Лжедмитрия Первого… Потом убив первого самозванца, получил расположение Лжедмитрия Второго… Жизнь удалась… Ан нет, князь Дмитрий Михайлович, Голицын встал на скользкий путь измены православию, поддержав решение боярского правительства, уже после свержения «полуцаря» Шуйского, призвав на московский престол королевича-латиниста Владислава, поправшего православие своим нежеланием креститься по греческому обряду…
– Да, владыка, утёр ты мне нос своим развенчанием моего недавнего кумира, сильного военачальника, князя и боярина Василия Васильевич Голицына, – зябко пожав плечами, сказал грустным голосом Пожарский. И мрачно подумал: «Нет, пожалуй, не буду я делиться своими мыслями и сомнениями о наших сложных жизненных взаимоотношениях с князем Трубецким, женатым на дочери князя Бориса Петровича Татева, Марии Борисовне…»
Они тепло расстались с владыкой, а Пожарский предался мучившим его воспоминаниям про любителя казаков Трубецкого, его тестя Татева и князя Василия Голицына, а также о челобитной царю Шуйскому князя Бориса Михайловича Лыкова-Оболенского на него, стольника Пожарского:
«Прежде, при царе Борисе Годунове, он, князь Дмитрий Пожарский, доводил ему, царю Борису, многие затейные доводы, будто бы я, сходясь с братьями Голицыными да с князем Татевым, против него, царя Бориса, рассуждаю и умышляю всякое зло…»
Пожарский вспомнил о той печальной челобитной, поклёпе на него, стольника, о возвращении находившегося в опале при Годунове тестя Трубецкого Бориса Петровича Татева, возведении Татева, предавшего Годунова, в бояре при Лжедмитрии Первом. При свержении и убийстве Лжедмитрия Первого Татев поддержал нового царя Шуйского – всё точь-в-точь, как и в судьбе Василия Голицына. «Все они – Татев, Голицын, да и Трубецкой с Лыковым – на стороне фортуны победителей в схватке за престол, близость к престолу, – мрачно подумал Пожарский и смачно сплюнул себе под ноги. – А мне надо быть добрым и великодушным к любителю казаков Трубецкому, выступая походом на гетмана и соглашаясь вольно или невольно на слияние войск первого и второго ополчения. Только прежде чем сливаться, надо всё хорошо продумать и быть сильным и умудрённым в необходимом пока по политическим и военным соображениям разъединении войск первого и второго ополчения».
Глава 7
Об атамане Иване Заруцком Пожарский был хорошо наслышан и знал, как вести себя с ним, человеком с недюжинными способностями, огромной физической силой и ещё