пора ли на боковую? – предложил он наконец. И, сняв Дашу со своих колен, стал нежно, но неуклонно поджимать её к двери, ведущей в комнату Алексея.
Но Даша сказала:
– Нет.
Гришка не понял. И тогда ему доходчиво объяснили.
– У меня есть жених Витюша, и я уеду с ним в Германию, – произнесла Даша с приятной улыбкой.
– Что ж, – помолчав, глухо отозвался Гришка, поигрывая кухонным ножичком, – на моей совести не одна могилка. Будет и Витюшина, будет и твоя.
Даша, мгновенно протрезвев, изменилась в лице и перевела глаза с меня – на Алексея. И снова на меня.
– Дашка, иди спать, – посоветовал Алексей. – Закройся на замок. А мы этого героя проветрим.
Даша, кивнув, скрылась в Лёшкиной комнате.
– Куда, куда? – Алексей, перехватив дёрнувшегося за девушкой Гришку, заботливо повёл его к входной двери. – Пойдём-ка прогуляемся. У нас пиво кончилось.
До рассвета мы выгуливали Гришку, которого тянуло на подвиги. С тоской поглядывая на икающего «духовного наставника», я вспоминала, как Гришка казался мне умным, оригинальным, почти сверхличностью…
Мы дошли до Чёрной речки, до места дуэли Пушкина, где было безлюдно и не горел ни один фонарь. Мне было неуютно в чёрном парке, хотелось поскорее уйти оттуда, но пьяный Лёшка всё пытался чокнуться бутылкой пива с обелиском и «выпить с Александром Сергеичем». Гришка успел даже немного вздремнуть на лавочке, пока Лёшка не счёл, что Пушкин достойно «поддержал компанию». Внезапно погрустнев, он присел на лавочку к Гришке. А тот, вдруг очнувшись, вскочил и воскликнул: «Скорее, Лёха, замёрзнем!» – и, обхватив моего мужа и подталкивая его в спину, заставил пробежать несколько метров. Помню, как смешно они бежали «паровозиком»…
Наконец мы добрались до людных мест. Это был шалман, где праздновало ночь городское быдло. Из дверей его тянуло шашлыком и куревом, на ступеньках лежала блевотина. Периодически вываливались на улицу пьяные, обдолбанные, а то и окровавленные люди.
И закружились бешеной каруселью блёклые светильники, показавшиеся лампами роскошной люстры, когда мы ворвались на кабацкую танцплощадку и заплясали, как заводные буратины: безобразно, зато с каким куражом!
По возвращении Гришка вышиб дверь, ведущую к Даше, по-хозяйски вошёл и рухнул на диван рядом с ней, разбудив и напугав девушку.
На шум подоспел Алексей. Он щупал выдранный с мясом косяк, вертел в руках выпавший из двери замок, словно не веря в случившееся, и причитал:
Гришка, сволочь, ты что наделал? Что родители скажут?
Даша, сонная и хмурая, встала в дверях. Она первая сообразила, что нужно сходить за совком и веником, подмела щепу и облупленную краску.
Гришка вырубился молниеносно, поэтому пришлось его расталкивать. Наконец он в достаточной мере проснулся, чтобы осознать содеянное. Сконфуженно матерясь, Гришка отправился искать в хозяйственном шкафчике молоток и гвозди. Он уродливо, как бог на душу положил, вставил замок, которому не суждено было