как две совершенно разные ноты, мы часто входили в диссонанс, и тогда это было похоже на истерическую какофонию звуков – ругались мы надрывно и эмоционально. Я до сих пор храню нашу безумную переписку в телефоне. Иногда перечитываю, растравливая себя воспоминаниями.
Наши отношения стремительно начались, бурно разворачивались, но очень резко закончились. Сразу после десятого класса. А в июне мы с мамой укатили на юг.
И теперь придется что-то делать, попытаться восстановить статус-кво, потому что терпеть такой удар по репутации я не намерена.
Я очнулась от воспоминаний, пнула Таську, забывшую обо мне и залипшую в телефоне, и мы отчалили.
– Валери, хватит страдать. Сделай что-нибудь. Напиши ему, позвони. Разреши уже ваши непонятки! Принимай решение!
– Не могу.
Мы медленно трусили к стадиону.
– Ты же хочешь его вернуть?
– Хочу, – я разве что не плакала.
– И я хочу! Начни действовать! – требовала Таська.
– Не могу. – На меня будто ступор какой-то нашел. Ну не знала я, что делать в такой ситуации и как поправить рухнувшее в один миг взаимопонимание!
Подруга моя была одной из немногих, на кого Гор не производил чарующего впечатления. Ее больше привлекала возможность таскаться по клубам, потому что Кисличенко мог устроить бесплатный проход почти куда угодно. А Таську хлебом не корми, дай потусить. Да еще на халяву.
Тут мы вывернули к футбольному полю, и я чуть не растеряла все свои жизненно важные органы.
На поле, привалившись с одной стороны металлической сетки, стоял Егор, с другой стороны – новенькая Японка из параллельного. Судя по лицам, они вели приятную светскую беседу, плавно переходящую во флирт. Знала бы я, что так случится, прозвала бы ее Чукчей.
– Отвернись и дыши, – прошипела мне Таська.
Остаток физры я, сославшись на заболевший живот, провела в школьном туалете, горестно обгладывая кости потерянных отношений, зализывая раны разодранного тщеславия и проклиная дебильные косички, которые меня не украшали. В общем – злясь на весь мир.
Но, как я вынесла со своих занятий уличными танцами, даже если ты проигрываешь, нельзя терять лицо. Ни-ког-да. Домой я уходила с внешним бесстрастием Будды.
– Валери, – подпевала мне в такт Таська, – с твоими данными убиваться просто глупо. Посмотри вокруг: толпы желающих познакомиться с такой красотой. Найди кого-нибудь, пусть Кисличенко приревнует, и – вуаля, он снова твой. И опять начнем тусить не по-детски, – засмеялась она.
Я что-то подобных страждущих, стоящих в очереди за моим вниманием, не наблюдала, но предпочла не спорить.
Мы с Таськой живем в одном подъезде, поэтому всю эту подбадривающую чушь и мечты о будущих тусовках я слушала до самого дома.
В парадной нашей хрущевки пахло пельменями – кто-то из соседей готовил обед. Я распрощалась с Таськой на втором этаже и взлетела на свой пятый. Мама была дома, на сутки ей только завтра. И оказалось, пельменный обед готовила именно она.