Мне очень жаль. Но ведь я не был с ней знаком.
– Достаточно было бы слов сочувствия. Теперь, когда мы оба очутились по ту сторону, мы решили наконец соединиться… навсегда.
– Сам видишь, я за вас несказанно рад, но какое это имеет отношение ко мне? Хотя знаю какое: когда мамы тоже не станет, я буду лишен даже утешения представлять вас с ней вместе.
– Брось лицемерить, ты первый сказал мне, что наш развод стал для тебя облегчением.
– Ладно, но какая связь между вашими планами на вечность и мной?
– Раз ты сам упомянул о вечности… как ни смутно я ее себе представляю… то чтобы мы с Камиллой могли ее разделить, требуется соединить наш прах.
– Прости?..
– Можно сказать, перемешать. От тебя требуется совсем немного: пересыпать содержимое одной урны в другую и хорошенько все встряхнуть. Так наши останки перемешаются, и мы навсегда окажемся вместе. Не смотри на меня так, порядок во вселенной, тем более главные ее правила – не мое изобретение. Если бы нас погребли бок о бок, это решило бы проблему, но теперь уже поздно об этом говорить, и вообще, зачем довольствоваться однокомнатной квартиркой, когда есть возможность пользоваться широченной террасой с видом на море?
– Что еще за квартирка?
– Это метафора. Могила, склеп… Не говоря о соседях – это тоже немаловажно. Но мы с Камиллой хотим провести вечность на открытом воздухе. Я не прошу тебя достать луну с неба.
– Чего именно ты от меня хочешь? – спросил Тома́ и затаил дыхание.
– Мелочь, проще некуда. Похороны Камиллы пройдут через три дня, тебе всего-то и надо, что присоединиться к церемонии, дождаться кремации и постараться завладеть ее урной – ненадолго, только чтобы пересыпать в нее содержимое моей. Вот и все, дело сделано!
– Ты забыл добавить, что я еще должен все это хорошенько встряхнуть, – насмешливо напомнил Тома́.
– Это само собой.
– Я резюмирую: ты хочешь, чтобы я пришел на похороны незнакомой мне женщины, твоей возлюбленной, и похитил то, что от нее останется, из-под носа у ее близких.
– Совершенно верно.
– Пожалуй, достать луну с неба было бы попроще. Где похороны? – осведомился Тома́ так же иронично.
– В Сан-Франциско.
– Ну, разумеется.
– Почему ты произносишь это свое «разумеется» таким странным тоном?
– Это у меня странный тон?
– Вот именно, ты говоришь со мной странным тоном.
– Насколько я понимаю, если бы ее хоронили на кладбище Пантен или Пер-Лашез, то задача была бы слишком простой?
– Необязательно. Как ты понимаешь, я тут ни при чем, – не я отправил ее жить за тридевять земель. Как мы ни старались соблюдать осторожность, ее муженек в конце концов пронюхал, что что-то не так, и сделал все, чтобы между нами разверзся океан. Он устроил себе перевод по работе в Калифорнию. Обрубил своей семье корни, вот эгоист так эгоист!
– А по-моему, он смельчак: на все махнул рукой ради любви, отправился на край света, чтобы сохранить брак.
– Его